Скачать бесплатно: Эрвин Гоффман. Тотальные институты. М.: Элементарные формы, 2019.

Книга американского социолога Эрвина Гоффмана «Тотальные институты» (1963) — это исследование социальных процессов, приводящих к изменению идентичности людей, оказавшихся в закрытых учреждениях: психиатрических больницах, тюрьмах, концентрационных лагерях, монастырях, армейских казармах. На основе собственной этнографической работы в психиатрической больнице и многочисленных дополнительных источников: художественной литературы, мемуаров, научных публикаций, Гоффман рисует объемную картину трансформаций, которые претерпевает самовосприятие постояльцев тотальных институтов, и средств, которые постояльцы используют для защиты от разрушительного воздействия институциональной среды на их представления о себе и других. Книга «Тотальные институты» стала важным этапом в осмыслении закрытых учреждений не только в социальных науках, но и в обществе в целом. Впервые полностью переводится на русский язык.

Обзор книги (источник: Gorky.media)

Эрвин Гоффман — микросоциолог, исследователь социального взаимодействия. Гоффмана в первую очередь интересовали повседневные столкновения людей друг с другом: то, как они здороваются, ведут себя в ресторане, ждут транспорта на остановке, ходят в гости — список практически неисчерпаем. С этой же точки зрения он смотрел на институты — места, в которых люди чем-то заняты в непосредственном присутствии друг друга. В недавно вышедшей на русском книге «Тотальные институты» Гоффман исследует, как люди взаимодействуют за закрытыми дверями так называемых тотальных институтов.

Что такое тотальный институт?

В эту категорию Гоффман включает тюрьмы, монастыри, психиатрические больницы, концентрационные лагеря, интернаты. Кажется, что определяющей характеристикой всех этих заведений является всесторонний контроль за жизнью их обитателей, однако это скорее следствие, а не причина тотального характера перечисленных институтов. Они тотальны, потому что максимально закрыты, отделены от окружающего общества. Любой институт является в большей или меньшей степени закрытым в том смысле, что он создает для человека «особый мир» и при этом требует определенной вовлеченности в него. Например, предполагается, что, приходя в офис, работник будет выполнять свои рабочие обязанности, а взамен получит материальные и социальные блага, вроде заработной платы и дружественного коллектива. Особенностью нашего участия в институтах разного рода является то, что мы постоянно переходим из одного в другой и часто можем выбирать, в каком из них нам находиться (например, когда мы решаем, куда пойти сегодня вечером). Тотальные институты в силу своей закрытости становятся единственным миром для тех, кто оказался внутри них. Их характеристики определяются необходимостью «перевести» постояльца в особый режим вовлеченности, когда все его время и внимание должны быть отданы институту.

При попадании в тотальный институт работа, досуг и быт сходятся в одном месте, а право выбирать, где находиться, что делать и с кем общаться, утрачивается, как утрачивается и естественная мотивация участвовать в делах института. Зачем работать, если эта деятельность никак не связана со статусом во внешнем мире? Резкий переход от жизни в относительно свободном гражданском мире к жизни в рамках институциональных ограничений — это серьезный удар для личности, что вызывает неприятие и озлобленность по отношению к тем, кто диктует новые правила поведения. Участники тотальных институтов четко разделяются на две группы — на постояльцев и персонал, — которые, как правило, враждебны друг другу. Первых лишают базовых гражданских свобод, само собой разумеющихся в приличном обществе (например, возможности бриться и тем самым контролировать свою внешность). Вторые вынуждены управлять большими группами непокорных и недовольных людей, что вызывает необходимость в контроле и надзоре. Закрытость тотальных институтов делает их отличными от всех других социальных учреждений, но Гоффмана интересует не институт как таковой, а то, что происходит с человеком, когда он туда попадает, как меняются его представления о себе — его моральная карьера.

Институт vs индивид, социальное vs психическое

Помимо неизбывного интереса к взаимодействию людей, еще одним устойчивым лейтмотивом творчества Гоффмана является изучение того, как ситуация, в которой мы находимся, влияет на наш образ себя (в социологии также именуемый идентичностью, самостью или Я). Восприятие себя важно, потому что именно на основании наших представлений о том, кто мы и что о нас думают другие, мы выстраиваем свою линию поведения. Некоторым общим знаменателем является желание выглядеть приличным и порядочным человеком, что приводит к практически неукоснительному следованию правилам этикета. При этом то, что будет уместно в одной ситуации, не всегда будет уместно в другой. На работе мы можем выглядеть и говорить иначе, чем дома или с друзьями. Иными словами, поведение подстраивается под ситуацию, и ключевым ресурсом в этом процессе для человека является способность контролировать собственное тело и действия. Например, при прохождении собеседования можно хорошо одеться и заранее подготовить речь.

В обычных обстоятельствах люди без проблем справляются с поддержанием приемлемого образа себя. Эта задача становится непосильной в условиях жестких ограничений и повсеместного контроля со стороны тотального института, что Гоффман мастерски показывает, опираясь на материалы собственного полевого исследования в крупной психиатрической больнице. Когда индивид попадает в клинику, его образ себя оказывается под угрозой: он начинает понимать, что по меньшей мере некоторая часть людей из его окружения воспринимает его как психически больного. Но еще важнее то, что вместе с этим постоялец утрачивает привычные и само собой разумеющиеся ресурсы контроля за собственным образом; следовательно, перестает выглядеть «прилично» и в какой-то момент перестает так себя ощущать. Важнейшим этапом моральной карьеры душевнобольного пациента является систематическое «умерщвление» его гражданского Я, осуществляемое через контроль над личными вещами и телом пациента, жесткий регламент времени, деятельности и социальных контактов, снисходительное отношение персонала. Это необходимо институту, потому что старое Я не приспособлено к условиям жизни в нем.

Классическая схема «человек подстраивается под ситуацию», многократно описанная Гоффманом на примере обыденной социальной жизни, как кажется, переворачивается с ног на голову в случае тотальных институтов (как мы увидим далее, лишь слегка накреняется): институт создает под себя подходящую ему личность. Если бы нужно было выразить содержание первых двух глав книги Гоффмана одним тезисом, то он звучал бы следующим образом: «Я — это мои обстоятельства». Человек ведет себя «неадекватно» не потому, что он психически нездоров, а потому что социальные условия его жизни радикально трансформируются. Например, при попадании в больницу он может отказываться общаться с персоналом, и это естественная реакция на утрату гражданских свобод, которая трактуется врачами как симптом психического заболевания. То, что социальные реакции считываются персоналом как психические, только усугубляет положение постояльца, так как нормальная социальная реакция выглядит как симптом ухудшения состояния, и наоборот.

Такая логика объяснения становится возможной, только если провести жесткую границу между сферами социального и психического. Гоффман их разводит и не допускает смешения. Он не отрицает, что в психиатрической лечебнице могут лежать действительно больные люди, но это никак не отражается на тех социальных процессах, которые наблюдаются в больнице. Люди, больные они или здоровые, подчиняются определенному порядку взаимодействия, который независим от того, видят ли они галлюцинации или считают себя Наполеонами. Социальная упорядоченность поведения постояльцев может быть совсем незаметна по сравнению с проявлениями их психической болезни, но она повсеместна и составляет базу коллективной жизни в психиатрической клинике. Свидетельством может служить новый линолеум:

«В Центральной больнице многие пациенты полностью отказывались говорить, страдали недержанием, видели галлюцинации и демонстрировали другие классические симптомы. Однако лишь очень немногие пациенты, насколько я мог заметить, были настолько безрассудны, чтобы целенаправленно и настойчиво стряхивать пепел на покрытый линолеумом пол...».

Такой умеренный социологизм (он умеренный, потому что предполагает объяснение лишь ограниченного числа феноменов поведения постояльцев их социальной реакцией на окружение) чрезвычайно привлекателен, так как открывает целое новое измерение в объяснении поведения пациентов психиатрических больниц. Тем не менее ответ на вопрос о том, где заканчивается психическое и начинается социальное, во многих случаях далек от однозначности. Пациент отказывается говорить, потому что психически болен или это социальная реакция на резкое изменение условий жизни?

Подпольная жизнь

Если институты создают под себя определенный тип личности, значит они определяют формы взаимодействия людей в нем. Гоффман не был бы собой, если бы поставил здесь точку и не написал главу про подпольную жизнь государственного института — снова на материалах собственных этнографических наблюдений в психиатрической больнице. Он всю жизнь пытался показать, что взаимодействие обладает собственной динамикой, над которой не властны более крупные социальные образования, как то институты или классы (что наиболее ярко отражено в его президентской речи для Американской социологической ассоциации, озаглавленной «Порядок взаимодействия»).

Тотальный институт не создает абсолютно покорных личностей, которые навсегда расстались со своим гражданским Я. Он пытается это делать с целью эффективного управления, однако люди находят лазейки, обходные пути, которые позволяют им сохранить самоуважение и недеформированный образ себя. Такие практики вторичного приспособления чрезвычайно разнообразны. Постояльцы могут прятать запрещенные личные вещи, просить других постояльцев купить им что-то в больничном ларьке, если у них самих нет права покидать палату, оказывать друг другу и персоналу услуги за деньги (в больнице, которую исследовал Гоффман, распространенной практикой было мытье машин, которое воспринималось постояльцами как «настоящая» работа, в отличие от деятельности, навязываемой институтом), выражать свое отношение с помощью мимики и слов (например, передразнивать персонал).

Глава про подпольную жизнь психиатрической больницы, пожалуй, захватывает больше всего. Во-первых, потому что креативность, с которой постояльцы обходят институциональные ограничения, не знает границ. Во-вторых, она представляет в некотором роде «счастливый конец» моральной карьеры душевнобольного пациента, который остается личностью, несмотря на усилия института по умерщвлению Я. Гоффман показывает: быть человеком — значит использовать обстоятельства, чтобы оставаться собой. Однако не стоит забывать, что «быть собой» можно только во взаимодействиях с другими.

Как работает Гоффман и зачем его читать?

Гоффмана читать легко и трудно одновременно. Легко, потому что он талантливый писатель (еще при жизни рецензенты сравнивали его письмо с Кафкой и Достоевским). Трудно, потому что он не заботится о создании консистентного образа себя как социолога, и в каждой следующей работе вводит новую систему понятий для описания социального мира. В результате есть не один, а множество Гоффманов. Частично по этой причине сегодня не существует «гоффмановской школы», хотя ссылки на его работы не исчезают из современных исследований. Отдельные идеи и концепты находят применение, однако невозможно использовать «теорию Гоффмана», так как последней не существует.

При чтении Гоффмана не стоит ждать, что вы найдете в его работах готовые ответы на вопросы о том, как устроен социальный мир. Скорее, вы найдете в них сам социальный мир — настолько богатый и разнообразный, что он не вписывается ни в какую, даже самую лучшую концептуальную схему. Социальный мир интересовал Гоффмана гораздо больше тех понятий, с помощью которых он его описывал, поэтому он без промедления отказывался от них, когда их оказывалось недостаточно для описания новых феноменов. Собственным примером Гоффман демонстрирует, что нужно быть теоретически смелым, потому что социальное взаимодействие гораздо богаче наших представлений о нем.

Гоффмана следует читать по нескольким причинам. Во-первых, вы получите эстетическое удовольствие. Во-вторых, вы узнаете что-то о мире, в котором живете и который разделяете с другими людьми. Гоффман был чрезвычайно тонким наблюдателем и обращал внимание на вещи, которые могут казаться мелкими и незначительными. Однако именно из таких мелочей и состоит социальный мир. Мы стараемся не встречаться взглядом с незнакомцами; в общественном транспорте ведем себя так, как если бы были одни, даже если едем в час пик; мы знаем, как привлечь внимание и сменить тему в разговоре. Стоит только оглянуться — и привычный и банальный мир вокруг окажется полон чудес социального взаимодействия. Гоффман обнаруживает их с особенным изяществом.