Оглавление

• Введение
• Гаэтано Моска - основоположник теории элиты
• Вильфредо Парето: экстравагантный элитист
• «Железный закон» Роберта Михельса
• Политическое мифотворчество Жоржа Сореля
• Два призвания Макса Вебера
• Политическая теология Карла Шмитта
• Диагнозы и рецепты Карла Манхейма
• Йозеф Шумпетер: почитатель и оппонент Маркса
• Заключение

Введение

Политическая теория, как верно заметил американский ученый М.Кертис, - в сущности «результат неудовлетворенности существующими условиями; она одновременно и автобиография своего времени, и комментарий к нему».

Вместе с тем роль политической мысли не ограничивается отражением и осмыслением происходящих в обществе процессов. Политические идеи сами становятся действенной силой в жизни общества.

Политическая мысль отдельных стран и цивилизационных ареалов образует сложную ткань, в которую вплетаются идеи крупных мыслителей, научных школ и направлений, прозрения и догадки аутсайдеров. Каждая эпоха расцвечивает эту ткань по-особому, вышивает свои узоры на этой ткани.

Благодаря анализу идейно-политических течений, методологических школ познаются основные тенденции эволюции политической мысли, ее структурные элементы. Что же касается живой конкретики, то она легче усваивается в ходе изучения творческой биографии отдельных мыслителей. В первом случае приходится в большей степени иметь дело с результатами развития политической мысли, а в другом - с процессом их достижения.

Обычно оба эти подхода, условно назовем их обобщающим и индивидуализирующим или теоретическим и историко-биографическим, по-разному комбинируются в учебной и научной литературе по соответствующему курсу. Трудности в достижении баланса между двумя подходами усугубляются из-за колоссального объема учебного материала, часто вынуждающего к скороговорке, к предельному сжатию историко-биографического контекста. Отсюда постоянное и явное преобладание теоретической составляющей курса над исторической.

Между тем для более основательного овладения сложным и обширным материалом по истории политической мысли чрезвычайно полезно конкретнее представлять процесс генезиса политических идей, их самобытность и многообразие. Историко-биографический подход как раз и помогает проникнуть в глубинные индивидуально-психологические пласты бесконечного мира политической мысли.

Политические идеи рождаются в реальном столкновении конкретных людей с конкретными историческими обстоятельствами. Чаще всего даже самые абстрактные идеи обязаны своим возникновением тому или иному частному случаю, и их масштаб раскрывается уже с определенной исторической дистанции. Нередко подоплека тех или иных впечатляющих идей объясняется личностными особенностями их авторов, поворотами в их судьбах.

В книге сознательно широко цитируются изучаемые мыслители. Конечно, это создает определенные сложности. Ведь между цитатой и ее интерпретацией практически неизбежен некий зазор, которою можно было бы избежать, ограничившись собственным истолкованием. Но автору хотелось, чтобы читатели смогли почувствовать индивидуальные особенности каждого из рассматриваемых в книге мыслителей, специфику его стиля и образа мыслей. А самое, пожалуй, главное, благодаря этому можно уловить глубину и неоднозначность суждений персонажей книги, т.е. те качества, которые присущи классикам. Такие соображения и побудили автора чаще предоставлять слово самим мыслителям.

Классика политической мысли никогда не поддается однозначным трактовкам, смысл ее никогда не бывает исчерпан до дна. Даже самим авторам больших оригинальных идей эти идеи не раскрываются во всей полноте. Поэтому при их интерпретации очень важно избежать упрощения, хотя, конечно, любое истолкование само но себе неизбеж­но является таковым.

Отсюда вытекает очень непростои характер связи между идеями и их авторами. Подобно тому, как герои классической литературы выходят из-под контроля их создателей, так и идеи нередко вырываются из рук тех, кто дал им жизнь. Тогда они отправляются в своего рода автономное плавание, оказываются порой в таких гаванях, о которых их творцы и не могли помышлять. Правда, тот факт, что яблоко далеко укатывается от яблони, не снимает полностью ответственности с творцов интеллектуальной продукции. Идеи имеют последствия, и этого нельзя не учитывать.

Историко-биографический подход по сути дела является и генетическим, поскольку позволяет увидеть, как рождаются и развиваются идеи и теории. Благодаря этому возникает возможность ощутить динамику политической мысли, ее пульс, более зримо представить факторы, взаимодействующие в столь сложном процессе.

Причем особенно выразительно раскрывается роль личностного фактора, которая обычно затеняется при обобщающем подходе. Это отнюдь не умаляет значения факторов объективных. Как раз в личностном преломлении они выглядят более рельефно, потому что в политическую мысль они «входят» через творчество конкретных индивидов.

Но самый сильный отпечаток на формирование политической мысли накладывает историческая эпоха или то, что принято называть «духом времени». И с этой точки зрения едва ли найдется в мировой истории столь бурная и динамичная эпохальная полоса, как первая половина XX столетия.

Ее начало называли «прекрасной эпохой», «золотым веком уверенности». Затем последовал апокалипсис «великой войны», перетряхнувшей мир до основания. 1914 год открыл «век мировых войн и революций», «эпоху диктаторов», «время общеевропейской гражданской войны», «эпоху фашизма» и т.д.

«Мы живем в мире одержимости», - так оценивал европейскую ситуацию середины 1930-х гг. выдающийся нидерландский культуролог Й.Хейзинга. «Повсюду, - писал он, - царит сомнение в прочности общественного устройства, внутри которого мы живем, неясный страх перед ближайшим будущим, ощущение упадка культуры и грозящей человечеству гибели». Мироощущение Хейзинги, как и многих его современников, насыщенно апокалиптическими мотивами: «Мы воочию видим, как шатается все то, что казалось прежде незыблемым и священным: истина и человечность, право и разум».

Первая мировая война, говорил знаменитый психолог К.Г.Юнг, «выпустила на волю скрытую силу зла, так же, как сама война была выпущена на свободу аккумуляцией бессознательных масс и их сле­пым желанием». Хотя Юнг имел в виду прежде всего Германию, но его слова в той или иной мере уместны для многих других стран. С мыслью Юнга созвучны суждения известного американского историка и культуролога Дж.Моссе. Первая мировая война и «великие послевоенные кризисы», на его взгляд, привели к «брутализации», те. огрублению европейского политического стиля. Это сказалось и на поведении масс, и на действиях правящих классов.

Стали реализовываться утопии. Тем самым обессмысливалось само понятие «политика». Казалось, что восторжествовали деструктивные, античеловеческие силы, сбываются самые мрачные пророчества. На смену европейской цивилизации идут «новое варварство», «новое средневековье». Либеральная демократия должна уступить натиску тоталитаризма.

Теоретики элиты (Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс) и мифотворец Ж.Сорель в своих произведениях сумели уловить симптомы надвигающейся бури. Их теории служили предостережением по поводу грядущих потрясений и одновременно способствовали созданию благоприятного для них духовного климата. Хотя одной ногой эти мыслители еще стояли в XIX веке, их теории означали разрыв с ним, с его прогрессистско-оптимистическим наследием.

Глубокой тревогой за будущее проникнуто творчество одного из самых масштабных умов XX в. М.Вебера. Анализ конкретных социальных и политических проблем сочетается в его трудах с широким цивилизационным охватом.