Глава 3: Психологическая социология конца XIX — начала XX в.
1. Психологизм и социология XIX в.
Кризис биолого-натуралистических теорий в конце XIX в. способ ствовал усилению психологической тенденции в социологии. Идея сведения социального к психологическому не была, конечно, новой. На «универсальные законы психологии» и «свойства человеческой природы» ссылались и Локк, и Юм, и французские просветители, и английские утилитаристы. Милль в полемике с Контом утверждал, что все социальные законы сводятся к «законам индивидуальной человеческой природы». «Соединяясь в общество, люди не превращаются в нечто другое, обладающее другими свойствами... В общественной жизни люди обладают лишь такими свойствами, которые вытекают из законов природы отдельного человека и могут быть к ним сведены» [15, с. 798]. Поэтому социология как наука «о действиях масс людей и о различных явлениях, составляющих общественную жизнь», имеет своей основой психологию [Там же, с. 794].
Для многих натуралистических концепций, как мы видели, биология тоже служила лишь методологическим образцом (органическая аналогия, принцип эволюции и т. п.), тогда как их содержательные предпосылки покоились на «житейской» психологии. Рождение экспериментальной психологии и ее институционализация в качестве самостоятельной дисциплины, независимой как от философии, так и от физиологии, высоко подняли ее научный престиж и способствовали экспансии психологизма в другие отрасли знания [20; 22; 24; 45]. Если в первой половине XIX в. психологию считали простой конкретизацией философии, то родоначальник экспериментальной психологии Вильгельм Вундт (1832—1920) пытается перевернуть это отношение, утверждая, что «вся наша философия — это современная психология» [47, S . XIII ].
В конце XIX в. психологизм как общая тенденция к психо логическому обоснованию научного знания и объяснению самых разнородных явлений приобретает широкое распространение. Психологическое обоснование гносеологии (Я. Ф. Фрис, Ф. Э. Бенеке), логики (Ю. Липпс, К. Зигварт), эстетики (Г.Т. Фехнер, Г. Аллен, Л. Уитмер, Т. Липпс), лингвистики (Г. Штейнталь, Г. Пауль, К. Бург ман), истории и литературоведения (И. А. Тэн) и других дисцип лин стало научной модой. Психологизм — характерная черта «второго позитивизма» (махизма, эмпириокритицизма). Не избежала этого поветрия и социология.
Психология начала XIX в. была исключительно психологией индивида и не принимала в расчет социальных процессов.
В последней трети XIX в. положение изменилось. С одной сто роны, психологи обнаружили, что высшие психические функции невозможно свести к физиологическим процессам, что здесь требуется учет сложных социальных факторов. С другой стороны, социо логи, не удовлетворенные примитивными биоорганическими анало гиями, проявили растущий интерес к проблемам мотивации и пси хологическим механизмам социального поведения. В результате сли яния этих двух встречных движений и сложилось то, что мы условно называем психологическим направлением в социологии.
Подобно другим идейным течениям этого периода психологи ческая социология отнюдь не была единым целым. Единственная черта, конституирующая ее как течение, — это стремление, не всегда осознанное, сводить социальное к психологическому. Но стремление это выражено у разных авторов с неодинаковой силой, да и тип психологии, к которой они апеллируют, неодинаков. В зависимости от характера выдвигаемых проблем и объяснительных категорий в ней можно выделить несколько более или менее самостоятельных ответвлений: психологический эволюционизм; ин стинктивизм; «психологию народов», тесно связанную с этнографией; групповую психологию и, наконец, интеракционизм, делающий первичной единицей социологического исследования межличностное взаимодействие.
2. Психологический эволюционизм
Психологическое объяснение социальных процессов не требовало немедленного разрыва с идеями биолого-эволюционной шко лы. Первоначально речь шла только о том, чтобы «дополнить» эволюционистскую схему изучением психологических механизмов развития и функционирования общества. Причем сами эти меха низмы трактовались весьма широко и аморфно. Вслед за Спенсе ром представители «психологического эволюционизма» американские социологи Лестер Франк Уорд (1841—1913) и Франклин Ген ри Гиддингс (1855—1931) рассматривали развитие общества как часть космической эволюции, каждая последующая ступень кото рой аккумулирует достижения предыдущей. Однако если сторон ники биологической ориентации считали социальную эволюцию непосредственным продолжением и частью органической и под черкивали в ней черты автоматизма, то психоэволюционисты ви дели в усложнении форм общественной жизни результат разви тия сознательного начала, выдвигая в противоположность спенсеровскому laissez - faire лозунг «направленной эволюции», т. е. ра зумного управления социальными процессами.
Лестер Франк Уорд, выходец из бедной семьи, участник гра жданской войны в США, был по специальности геологом и палео ботаником; к социологии он обратился уже в зрелые годы. Его основные работы: «Динамическая социология» (1883; рус. пер.1891), «Психические факторы цивилизации» (1893; рус. пер. 1897), «Очерки социологии» (1898; рус. пер. 1901), «Чистая социология» (1903), «Прикладная социология» (1906) и «Учебник социологии» в соавторстве с Джеймсом Куэйлом Дили (1905). В 1906 г. он был избран первым президентом Американского социологического общества.
Взгляды Уорда были не особенно оригинальны. Он считал, что применительно к человечеству спенсеровский принцип космиче ской эволюции должен быть дополнен ценностной идеей прогресса. Социальные институты — результат развития скорее психиче ских, чем витальных сил. «Социальные силы — это те же психи ческие силы, действующие в коллективном состоянии человека» [46, р. 123]. Отсюда следует, что основанием социологии должна быть не биология, как у Спенсера, а психология.
Социогения — высшая ступень эволюционной лестницы, син тез всех природных сил, сложившихся в ходе космо-, био- и антропогенеза. Качественное отличие этой новой, социальной ре альности заключается в наличии чувства и цели, которых не было в действиях слепых природных сил. Эти новые факторы постепенно преобразуют генетические, лишенные цели природные процессы в телические (от слова tele — цель), или, что то же самое, в социальные процессы, имеющие форму целевого действия человека. В своем главном труде «Динамическая социология» и в ряде других работ Уорд развивает взгляд, согласно которому первич ной социальной силой являются желания, в частности голод и жажда, связанные с поддержанием жизни индивида, и половые потребности, обеспечивающие продолжение рода. На основе этих первич ных желаний складываются более сложные, интеллектуальные, моральные и эстетические желания, с помощью которых Уорд пытался объяснить поступательное развитие общества, его «улучше ние» (принцип «мелиоризма» — от лат. melior — лучший).
Кроме индивидуального целеполагания Уорд признает существование «коллективного телезиса», носителем которого является государство. В настоящее время, полагает Уорд, социальное сознание еще не может нейтрализовать вредных для общества сил, вроде частных монополий, деятельность которых он прирав нивает к грабежу. Но в будущем конкуренция и монополия долж ны будут уступить место сознательной кооперации. Демократизм и антимонополистические выступления Уорда не раз навлекали на него гнев реакционеров. Русский перевод второго тома «Дина мической социологии» был в 1891 г. сожжен по специальному решению царского кабинета министров, который счел эту книгу под рывной и вредной. Однако в действительности Уорд отнюдь не посягал на устои капитализма, защищая принцип мирного устра нения классового неравенства, достижение всеобщего согласия.
Близки Уорду и воззрения Гиддингса, основателя (1894 г.) первой в США кафедры социологии в Колумбийском университете. Его главные книги: «Принципы социологии» (1896; рус. пер. 1898), учеб- к «Элементы социологии» (1898), «Индуктивная социология» )01), «Исследования по теории человеческого общества» (1922), Научное исследование человеческого общества» (1924). ч Социология, по Гиддингсу, — это «наука, которая стремится понять общество в целом и пытается объяснить его посредством космических законов и причин» [6, с. 171]. Рассуждая о равновесии энергии, постоянстве, силе вполне в духе Спенсера, Гиддингс, одна ко, уточняет, что общество не просто организм, а организация, ко торая возникает отчасти вследствие бессознательной эволюции, а отчасти как результат «сознательного плана» [Там же, с. 416]. Об щество, по Гиддингсу, — это «психическое явление, обусловленное физическим процессом, а потому социология «должна соединить в себе как субъективное, так и объективное объяснения» [Там же, с. 14]. Сам Гиддингс сосредоточивает внимание на субъективной, психологической стороне дела.
«Первичный и элементарный» субъективный социальный факт, по Гиддингсу, — это «сознание рода», т. е. «такое состояние созна ния, в котором всякое существо, какое бы место оно ни занимало в природе, признает другое сознательное существо принадлежащим к одному роду с собой» [Там же, с. 191]. Сознание рода, или, как иначе называет это явление Гиддингс, «социальный разум», означает духовное единство разумных существ, делающее возможным их сознательное взаимодействие друг с другом, при сохранении инди видуальности каждого. По сути дела, речь идет о групповом, кол лективном сознании, продуктами которого являются общественное мнение, культурные традиции, коллективные настроения и соци альные ценности. Однако Гиддингс не разграничивает содержание общественного сознания и те психические процессы и механизм, посредством которых реализуется взаимодействие индивидов.
Любопытна у Гиддингса трактовка классовой структуры об щества. Он определяет «общественные классы» не по объектив ным признакам, а по степени развития у принадлежащих к ним индивидов «сознания рода», т. е. чувства солидарности. Он различает, во-первых «социальный класс», состоящий из людей, активно защищающих существующий общественный строй, во-вторых, «несоциальный класс», состоящий из тех, кто тяготеет к узкому индивидуализму и равнодушен к общественным делам; в-третьих, «псевдосоциальный» класс, состоящий из бедняков, стремящихся жить за счет общества; и наконец, «антисоциальный класс», куда входят инстинктивные или привычные преступники, у которых сознание рода почти исчезло и которые ненавидят общество и его институты [6, с. 136 — 137].
В более поздних работах, написанных после первой мировой войны, Гиддингс частично пересмотрел свои первоначальные позиции, пытаясь совместить их с популярным в те годы бихевио ризмом, и подчеркивал значение количественных методов в социо логии, утверждая, что «социология — наука, статистическая по методу» [31, р. 252]. Это позволяет историкам считать его одним из провозвестников неопозитивизма в американской социологии [43, р. 14]. Но в целом влияние Гиддингса на американскую социо логию было обусловлено, скорее, его административными возмож ностями, причем коллеги отмечали его крайнюю нетерпимость, расизм, антисемитизм и антибольшевизм [23, р. 763 — 764], чем его собственными идеями.
3. Инстинктивизм
Психологический эволюционизм Уорда и Гиддингса не оставил заметного следа в истории социологической мысли. Гораздо более влиятельным оказался инстинктивизм. Проблема «социаль ных инстинктов» возникла в XIX в. не случайно. Конструируя общество по образу и подобию индивида, психология XIX в. стре милась найти внутриличностную психологическую детерминанту или ряд детерминант, которые могли бы одновременно объяснять и индивидуальное, и групповое поведение.
Просветительская традиция оперировала преимущественно «рациональной» моделью человека, выводя его поведение из разумного расчета и соображений полезности. Романтики, напротив, подчеркивают эмоционально-инстинктивное начало, влияние био логических иррациональных факторов. Просветительский рацио нализм с его наивным оптимизмом был серьезно скомпрометиро ван тем, что обещанное им «царство разума» оказалось более по хожим на гоббсовскую «войну всех против всех». В западной фи лософии второй половины XIX в. резко усиливается иррационализм, тенденция объяснять человеческое поведение преимущест венно иррациональным, бессознательными импульсами, будь то «эгоизм» Макса Штирнера или «воля к власти» Фридриха Ницше.
Биология, вскрывая механизмы инстинктивной деятельности животных, казалось, давала этой тенденции естественно-научное обоснование. Экспериментальные исследования человеческой пси хики также показали наличие в ней мощных неосознаваемых про цессов и структур. Теодюль Рибо положил начало эксперимен тальному исследованию эмоций. Психологи Вюрцбургской школы (Карл Марбе, Иоганнес Орт) ввели в научный оборот понятие установки — неопределенного и плохо поддающегося анализу сос тояния сознания, которое регулирует отбор и динамику умствен ных операций и впечатлений. Исследования гипнотических состояний и психопатологии также сталкивали ученых с проблемой бес сознательного.
Все это способствовало тому, что и социальные явления в кон це XIX в. часто интерпретировались в терминах неосознанных или даже принципиально неосознаваемых «инстинктов», «стремлений» и «импульсов». Понятие «инстинкта» при этом употреблялось в широком общежитейском смысле, обозначая и биологические потребности организма, и наследственные программы поведения, и даже просто желания. Наряду с биологическими инстинктами ин дивида пишут и о групповых, «социальных» инстинктах. Гиддингс, например, рекомендовал рассматривать свою концепцию сознания рода как «развитую форму теории инстинкта» [30, р. 164]. Крупнейшим представителем инстинктивизма считается Уильям Мак- Дугалл (Мак-Даугалл) (1871—1938 ), английский психолог, с 1921 г. работавший в США, автор весьма популярной книги «Введение в социальную психологию» (1908; рус. пер.: «Основа проблемы соци альной психологии» — 1916). По мнению Мак-Дугалла, теорети ческой основой всех социальных наук должна стать «психология инстинкта». Под инстинктом Мак-Дугалл понимал «врожденное или природное психофизическое предрасположение, которое заставляет индивида воспринимать или обращать внимание на опреде ленные объекты и испытать при этом специфическое эмоциональное возбуждение и действовать по отношению к этим объектам определенным образом или по крайней мере испытывая импульс к такому действию» [32, р. 11]. Каждому первичному инстинкту соответствует, по Мак-Дугаллу, определенная эмоция, которая, как и сам инстинкт, является простой и неразложимой. Так, ин стинкту бегства соответствует эмоция страха, инстинкту любопытства — эмоция удивления, инстинкту драчливости — эмоция гнева, родительскому инстинкту — эмоция нежности и т. д.
Распространяя свою психологическую теорию на общество, Мак- Дугалл под каждое общественное явление подводит определенный инстинкт или группу инстинктов. Так, войны объясняются пред расположенностью людей к драчливости, а накопление обществен ного богатства — склонностью к стяжательству и скупостью. В основе религии лежит комбинация инстинктов любопытства, само уничижения и бегства в сочетании с эмоциональными реакциями, присущими родительскому инстинкту. Наибольшее социальное зна чение Мак-Дугалл придавал стадному инстинкту, который удер живает людей вместе и лежит в основе большинства институтов общества. Непосредственное проявление стадного инстинкта — рост городов, коллективный характер человеческого досуга, массовые сборища и т. д.
Успех книги Мак-Дугалла, которая многократно переиздава лась, способствовал появлению у него многочисленных последователей. Английский хирург Уилфрид Троттер (1872—1939) приоб ретает широкую известность книгой, в которой утверждает, что все социальные явления объясняются в конечном счете «стадными инстинктами» [44]. Английский социалист-фабианец Грэм Уоллас (1858—1932) распространяет психологический анализ на сферу политики [45], уделяя особое внимание инстинкту лояльности, ко торый должен обеспечить функционирование государственной вла сти. Австрийский психиатр Зигмунд Фрейд (1856—1939) считает универсальной детерминантой человеческого поведения половое влечение — либидо. Начав с изучения неврозов и внутренних кон фликтов индивидуальной психики, Фрейд в дальнейшем, начиная с работы «Тотем и табу» (1913 г.), распространяет свою теорию также на историю культуры. Позже на основе опыта первой мировой войны он говорит уже о борьбе двух начал человеческой психики — Эроса как инстинкта жизни и Танатоса как бессозна тельного влечения к смерти.
Инстинктивизм оказал определенное влияние на науку о че ловеке тем, что привлек внимание к неосознаваемым компонентам психики, а также своей полемикой с бихевиоризмом. Однако его собственная теоретическая основа была более чем шаткой.
По замечанию Питирима Сорокина, инстинктивистские концепции представляли собой род «рафинированного анимизма»: «Позади человека и его деятельности они помещают некоторое число духов, называя их инстинктами, и интерпретируют все явления как проявления этих инстинктов-духов» [37, р. 615]. Ин стинктивизм подменяет социально-исторические закономернос ти индивидуально-психическими и пытается придать послед ним биологическое обоснование. При этом не только содержа ние, но даже число «базовых инстинктов» варьирует от одного автора к другому. Мак-Дугалл называл сначала 11, потом 14 и, наконец, 18 основных инстинктов, которые он позже, под влия нием критики со стороны бихевиористов, переименовал в «склон ности». Уильям Джеймс насчитал их 38, Фрейд свел это множество к двум. Когда в 1924 г. Листер Бернард проанализировал значение этого термина в литературе, он насчитал уже 15789 отдельных инстинктов, которые укрупнялись до 6131 инстинк тов самостоятельной «сущности» [25]. Под именем «инстинктов» фигурируют и установки, и привычки, и потребности, и аффекты, и психические процессы.
Не удивительно, что по мере развития социологии и психологии влияние инстинктивистских теорий быстро сходит на нет. Исключение в этом отношении составляет фрейдизм, но его влияние
на социологию приходится на более позднее время, поэтому мы не
будем его здесь рассматривать.
4. «Психология народов»
Все названные нами теории искали простейшую «клеточку» со циального поведения в психике индивида и были в этом смысле субъективистскими. Но в науке XIX в. существовала и иная трак товка общественного сознания, уходившая своими идейными корня ми в гегелевскую теорию «объективного духа» и концепции «народ ного духа» немецких романтиков. Эти концепции опирались не столько на психологию, сколько на историю языка и литературы, особенно фольклора, которые убедительно показывали наличие в развитии культуры некоторых устойчивых, повторяющихся элементов и струк тур сверхиндивидуального характера. Какова же природа этого «народного духа», или «национального характера»? Романтики тракто вали его в объективно-идеалистическом, субстанциональном смысле, как особую духовную реальность. Но постепенно это понятие приоб ретает другое, натуралистическое содержание.
Синтезировав данные языкознания и этнографии с психологи ческой теорией Иоганна Фридриха Гербарта, немецкие ученые Мориц Лацарус (1824—1903) и Гейман Штейнталь (1823—1899) провозгласили в 1860 г. создание новой дисциплины — «психоло гии народов». Согласно Штейнталю, благодаря единству своего про исхождения и среды обитания все индивиды одного народа носят отпечаток... особой природы народа на своем теле и душе, причем «воздействие телесных влияний на душу вызывает известные склонности, тенденции, предрасположения, свойства духа, одина ковые у всех индивидов, вследствие чего все они обладают одним и тем же народным духом» [21, с. 114—115]. Народный дух он п онимает как психическое сходство индивидов, принадлежащих к о пределенной нации, и одновременно как их самосознание [38, с.70]; с одержание народного духа раскрывается при изучении языка, м ифов: морали и культуры в рамках «исторической психологии народов» и «психологической этнологии».
Хотя Штейнталь и Лацарус не смогли выполнить этой про граммы, их идея была подхвачена и развита Вильгельмом Вунд том [6]. По его мнению, реальное содержание зрелого сознания не охватывается физиологической психологией. Высшие психические процессы, и прежде всего мышление, являются результатом исторического развития общества людей и потому должны изучаться особой наукой. Вундт возражает против прямой аналогии индивидуального и народного сознания, имевшей место у его предшественников. Как сознание индивида не сводится к исходным элемен там ощущения и чувства, а представляет собой их творческий синтез, так народное сознание есть творческий синтез индивиду альных сознаний, в результате которого возникает новая реаль ность, обнаруживающаяся в продуктах сверхличностной деятель ности — языка, мифах и морали. Их исследованию Вундт посвятил последние 20 лет своей жизни; результаты этой работы во плотились в 10 томах «Психологии народов».
Как и его предшественникам, Вундту не удалось реализо вать своих программных установок. Историко-культурный и эт нографический материал не укладывался в простые психологические схемы, тем более что Вундт, желая доказать универсаль ность законов физиологической психологии, то и дело пытался подчинить им сверхиндивидуальную реальность народной души. В одной из своих работ Вундт так и писал, что «с самого начала исключено, чтобы в народной психологии появились какие-то все общие законы, которые не содержались бы уже полностью в законах индивидуального сознания» [48, с. 227]. Отдельные фор мы общественного сознания Вундт рассматривает как «психоло гические», а не как «социологические» явления. Так, законы язы ка раскрываются им по аналогии с законами ассоциации представлений, мифы — как результат обработки представлений чув ствами, а мораль — как следствие подключения воли к первич ным элементам сознания.
«Психология народов» была одной из первых попыток кон цептуализировать и начать конкретное исследование взаимодей ствия культуры и индивидуального сознания. Ценна была прежде всего сама установка на сближение психологических, этнографических, лингвистических, историко-филологических и антрополо гических исследований. В «Психологии народов» не без основания находят свои истоки и историческая психология, и культурная антропология, и этнопсихология, и даже социо- и психолингвисти ка. Но как раз в социологии ее влияние было минимальным. Тео ретическая проблема соотношения культуры и индивидуального сознания осталась в ней принципиально не решенной [12], а опи сательный материал сплошь и рядом не имел ничего общего с объяснительными концепциями.
5. Групповая психология и теория подражания
В конце XIX в. становится все яснее, что ни психология инди вида, ни абстрактный «народный дух» не способны дать ключ к пониманию социальных явлений. Отсюда растущий интерес к изучению непосредственно явлений группового, массового поведения и тех психологических и социальных механизмов, которые делают возможными передачу социальных норм и верований и адапта цию индивидов друг к другу.
Интерес социологов к психологии масс имел и свои идеологи ческие истоки [1]. Это была тревога, связанная с революционными выступлениями 1789, 1830, 1848 и 1871 гг. Уже романтики-традиционалисты начала XIX в. писали, что «омассовление» общества влечет за собой гибель творческой индивидуальности и культуры. Во второй половине XIX в. идея об иррациональности масс полу чила самое широкое распространение как в позитивистской (Тэн, особенно его трактовка Французской революции), так и в антипо зитивистской (Ницше) философии. Итальянский криминолог Л.Си- геле (1868—1913) в своих книгах «Преступная толпа» (1891; рус. пер. — 1894) и «Психология сект» (1895) дал этой идее психологи ческое обоснование. Человек, писал он, по своей природе жесток и преступен. Ослабление рационального самоконтроля, неизбежное в толпе, разнуздывает эти инстинкты, повышая внушаемость ин дивида и его восприимчивость ко всякому злу.
Большую популярность приобрели на рубеже XX в. книги французского публициста, врача по образованию, Гюстава Лебона (1841—1931) — «Психология толп» (1895; рус. пер.: «Психология народов и масс» — 1896). «Психологические законы эволюции народов» (1894; рус. пер. — 1906) и др. По мнению Лебона, европей ское общество вступает в новый период своего развития — в «эру толпы», когда разумное критическое начало, воплощенное в личности, подавляется иррациональным массовым сознанием. «Толпа», или «масса», — это группа людей, собравшаяся в одном месте, воодушевленная общими чувствами и готовая куда угодно сле довать за своим лидером. Совладать с разбушевавшейся стихией массового сознания не может никакая рациональная сила. Лебон подчеркивает, что ход мыслей каждого человека в толпе направ ляется ее общим настроением. Чем дольше человек пребывает в толпе, тем слабее у него чувство реальности и тем больше он подвержен влиянию лидера. Среди лидеров часто встречаются люди с резко выраженными чертами психических отклонений. С этих позиций Лебон резко осуждал всякое революционное дви жение, и особенно социализм. «Знание психологии толпы состав ляет в настоящее время последнее средство, имеющееся в руках государственного человека, — не для того чтобы управлять мас сами, так как это уже невозможно, а для того, чтобы не давать им слишком много воли... над собою» [17; с. 159].
Поставленные Лебоном теоретические проблемы — анонимно сти, психологического заражения и внушаемости «человека толп ы» — дали толчок серьезным социально-психологическим иссле дованиям. Однако собственная теория Лебона была реакционна и научно несостоятельна. Прежде всего, неверно проводимое им ото ждествление народной массы и иррациональной «толпы». «Иде альная толпа Лебона», т. е. совершенно случайное и аморфное скопление индивидов, практически встречается сравнительно редко, в о всяком случае как социально значимая сила, а не как простое с копище уличных зевак; «это самая начальная и самая низшая, можно сказать, всего лишь исходная форма социально-психологической общности» [19, с. 31]. Современные социальные психологи отмечают и ряд других пороков лебоновской концепции: край нюю расплывчатость исходных понятий; необоснованное проти вопоставление иррациональной толпы идеализированному обра зу рационального индивида; подмену терминов, вследствие кото рой наблюдение за поведением преступной шайки экстраполи руется на качественно иные формы группового поведения; про извольный постулат «коллективной души» — несистематичес кий характер доказательств, которые служат скорее иллюстра циями априорного тезиса, и др. [5; 17; 19; 34].
Групповая психология конца XIX — начала XX в. не исчерпывалась, однако, спекулятивными построениями этого типа. Исследованию подвергается не только аморфная «толпа», но и кон кретные человеческие группы, диады и триады, а также сами процессы межличностного взаимодействия — такие, как психи ческое заражение, внушение и подражание.
Эта ориентация черпала вдохновение в весьма разнородных источниках, включая экспериментальные исследования гипноза, наблюдения за подражательной деятельностью детей, этнологи ческие исследования и наблюдения за такими явлениями массо вой психологии, как мода или паника. Первые исследования этого рода не отличались ни методологической, ни концептуальной строгостью. Одни авторы (Николай Константинович Михайловский) склонны были считать фундаментальным процессом, обеспечивающим единообразие социального поведения людей и их объе динения в группы, психическое заражение; другие (Владимир Михайлович Бехтерев, Гюстав Лебон) отводят эту роль внушению; третьи (Габриэль Тард, Дж. Болдуин) отдают предпочтение подражанию. Соотношение этих процессов также определялось по-разному. Если А. Вигуру и П. Жукелье [3] считали психическое заражение одной из форм подражания, то Лебон, наоборот, видел в подражании частный случай психического заражения. Однако во всех случаях предметом исследования были групповые процессы, которым приписывался специфический методологический и онтологический статус.
Крупнейшим представителем этой школы был французский юрист и социолог Габриэль де Тард (1843—1904), автор книг «Сравнительная криминология» (1886), «Законы подражания» (1890; рус. пер. — 1892), «Социальная логика» (1895; рус. пер. — 1901), «Социальные законы» (1898; рус. пер. — 1906), «Этюды по социальной психологии» (1898), «Мнение и толпа» (1901; рус. пер.: «Обще ственное мнение и толпа» — 1902), «Экономическая психология» (1902). Кроме философов и социологов, среди которых надо назвать Монтескье, Конта, Спенсера, Милля и Курно, заметное влияние на его взгляды оказала итальянская криминалистическая школа (Че заре Ломброзо, Рафаэль Гарофало, Энрико Ферри и др.). Но в противоположность итальянским криминалистам, выводившим пре ступность из расовых и географических условий, Тард придает решающее значение социальным и психологическим ее факторам. На протяжении многих лет Тард вел ожесточенную полемику со своим младшим современником и интеллектуальным со перником — Эмилем Дюркгеймом. Оба мыслителя выросли из полемики с биоорганическими теориями и утилитаризмом, оба придавали большое значение этнографическим данным и сравни тельному методу, оба интересовались природой социальных норм, видя в них силу, интегрирующую общество. Но за этими сходствами стоят глубокие различия. Для Дюркгейма общество — со циальная система sui generis , продуктом которой является от дельный индивид.
Тард, напротив, выступал с позиций номинализма, для него общество лишь продукт взаимодействия индивидов. Он считал бесплодными любые аналогии общества с биологическим организмом или механическим агрегатом. Сознание, по его словам, постулат механики. Отвергает Тард и эволюционистскую модель общества. Беда социологии, по Тарду, в том, что она смешивает «законы общества» и «законы истории»; между тем первые суть законы воспроизведения явлений, тогда как вторые — законы их разви тия. Это два разных класса законов, причем вторые гораздо слож нее и могут быть сформулированы лишь на основе первых.
Отсюда замена эволюционного подхода аналитическим. Социо логия — это «просто коллективная психология» [40, р.1], которая должна ответить на два вопроса. «1) Что составляет причину изо бретений, успешных инициатив, социальных адаптации, аналогич ных биологическим адаптациям и не менее сложных по своему происхождению? 2) Почему именно эти, а не другие инициативы вызвали подражание? Почему среди множества примеров, не на шедших подражания, именно эти получили предпочтение? Другими словами, каковы законы подражания?» [ Ibid ., p . 61].
Тард последовательно отвергает всякие попытки постулировать существование самостоятельных духовных сущностей т ипа «группового сознания» или «души толпы», считая подобн ые доктрины пережитками мистицизма. Но он не может основ ать социологию и на началах индивидуалистической психологии. Если бы разные «я» были совершенно гетерогенными и не Имели ничего общего друг с другом, как могли бы они общатьс я? И как могла бы возникнуть между ними общность, сознание «Мы»? «Коллективная, интерментальная психология, т. е. соци ология, возможна только потому, что индивидуальная интер ментальная психология включает элементы, которые могут быть переданы и сообщены одним сознанием другому. Эти элементы, несмотря на непреодолимую пропасть между индивидами, мо гут соединяться и сливаться воедино, образуя истинные социальные силы и структуры, течение мнений или массовые им пульсы, традиции или национальные обычаи» [40, р. 47].
Элементарное социальное отношение, по Тарду, — передача или попытка передачи верования или желания. Простейшая мо дель этого — состояние гипнотического сна. «Общество — это под ражание, а подражание — своего рода гипнотизм» [39, р. 97].
Всякое нововведение, считает он, — продукт индивидуального творчества. Единственный источник последнего — творческий акт воображения одаренной личности. Успешная адаптация новшества вызывает волну повторений, принимающих форму «подражания». Тард схематично рисует процесс распространения новшеств путем подражания в виде концентрических кругов, расходящихся от цент ра. Круг подражания имеет тенденцию бесконечно расширяться, пока он не натыкается на встречную волну, исходящую из другого центра. Встречные потоки подражания вступают в единоборство, повторение сменяется оппозицией, и начинается «логическая ду эль» подражаний. Частными случаями этого могут быть любые кон фликты, от теоретического спора до войны. Логические дуэли мо гут иметь разный исход, но так или иначе оппозицию сменяет новая адаптация и весь цикл социальных процессов возобновляется.
Общие законы социологии, охватывающие все три базисных социальных процесса (адаптации, повторения и оппозиции), Тард делит на логические и внелогические. Логические законы объясня ют, почему одни инновации распространяются, а другие — нет, насколько назрела потребность в данном новшестве, совместимо ли оно с уже существующими знаниями и представлениями (логический союз) или же вступает с ними в конфликт (логическую ду эль). Внелогические законы показывают, как протекает процесс под ражания: например, что он идет от центра к периферии, от выс ших к низшим, от целей к средствам и т. д.
Хотя Тард строил свою теорию как дедуктивную, он придавал громадное значение эмпирическим методам исследования. Социо логия, по его словам, имеет в своем распоряжении два главных метода — археологический и статистический. Археологический ме тод (нетрудно узнать в нем описание исторического метода) осно ван на анализе исторических документов и служит для изучения периодов и ареалов распространения конкретных нововведений и образцов. Статистический метод используется для сбора информации о текущих процессах подражания путем обсчета сходных под ражательных актов и составления кривых распространения под ражательных потоков. Анализ статистики самоубийства, преступ лений, железнодорожных перевозок, торговли позволяет найти количественное выражение имитативной силы новшества, выяснить благоприятные и неблагоприятные последствия его распро странения и в конечном счете поставить под контроль стихийные социальные (подражательные) процессы. В широком применении «числа и меры» к изучению общества Тард видел магистральный путь развития социологии. Социально-статистические исследования Тарда, в частности по вопросам преступности, пользовались большим авторитетом у современников. Важнейшей сферой, к изу чению которой Тард применил свои теоретические положения, было общественное мнение и «психология толпы». По кругу своих идей и понятий книга Тарда «Мнение и толпа» напоминает труды Ле-бона, однако Тард критикует понятие субстанционального «коллективного духа», существующего вне или над сознаниями инди вида. Не согласен он и с утверждениями, что XX в. является «ве ком толпы». По мнению Тарда, он скорее является веком публики или публик, а это совсем другое дело.
В описании «толп» и «преступных сект» Тард, как и его предшественники, подчеркивает иррациональность, подражатель ность, потребность в вождях. Но главное внимание он обращает не на это, а на процесс дифференциации общественного мнения и формирования на этой основе публики. В отличие от толпы, пси хическое единство которой создается в первую очередь физическим контактом, публика представляет собой «чисто духовную общность, при которой индивиды физически рассредоточены и в то же время связаны друг с другом духовно. Это не столько эмоциональная, сколько интеллектуальная общность, в основе которой лежит общность мнений: мнение для публики в наше время то же, что душа для тела» [41, р. 63].
Подходя к проблеме одновременно аналитически и историче ски, Тард прослеживает этапы становления публики, считая ее продуктом времени. Предыстория публики — в салонах и клубах XVIII в., но настоящая ее история начинается с появления газет. Е сли в толпе личность нивелируется, то в публике она, напротив, п олучает возможность самовыражения. Поэтому совершенствование средств общения способствует также усложнению и обогащению личности, тем более что в обществе имеется не один, а не сколько различных видов публики.
Не ограничиваясь этими общими соображениями, Тард дает Весьма тонкий психологический анализ различных форм массовых коммуникаций и межличностного общения, в частности разговора. Наблюдения Тарда во многом предвосхитили дальнейшее разви тие теории массовых коммуникаций и психологии общения. Оце нивая деятельность Тарда в целом, следует сказать, что он способствовал постановке и исследованию многих важных проблем [42, Introduction ]. Вместе с Георгом Зиммелем он выдвинул в центр научного исследования проблему межличностного взаимодействия И его социально-психологических механизмов. Г.В. Плеханов оха рактеризовал «Законы подражания» как очень интересное иссле дование [18, с. 254]. Тарда заслуженно считают одним из родона чальников социальной психологии как науки. Для истории социологии весьма важен также обоснованный Тардом аналитический подход, критика эволюционизма, интерес к вопросам экологии и техники. Непосредственное влияние Тарда во Франции было срав нительно невелико, но его идеи нашли широкое признание в США. Джеймс Марк Болдуин, который независимо от Тарда, отправля ясь от данных генетической психологии, пришел практически к тем же самым выводам, называл Тарда одним из самых автори тетных и выдающихся современных авторов в социологии и соци альной психологии. Выдающейся книгой считал «Законы подража ния» глава культурно-исторического направления в американской этнографии Франц Боас (1858—1942). В значительной степени под влиянием Тарда сложилась концепция одного из ведущих психо социологов США, Эдварда Росса.
Однако сведение социологии к «интерментальной психологии» в конечном счете заводит в тупик, так как из поля зрения иссле дователя исключается при этом макросоциальная структура, в рамках и под влиянием которой формируются межличностные отношения. Хотя в своей классификации изобретений и нововве дений Тард уделяет большое внимание технике, материальные отношения у него зачастую растворяются в духовных.
Ограничив социальный процесс рамками психического взаи модействия, Тард не может избежать логического круга в их ин терпретации. Психологию и поведение индивида он выводит из подражания внешним образцам-новшествам, а их, в свою очередь, рассматривает как продукт творческой активности индивидов. Происхождение образцов для подражания социологически вообще не рассматривается. Их источник — творческий акт воображения индивида, а причины появления «коренятся по преимуществу в индивидуальной логике» [39, р. 415].
Столь явный субъективизм шокировал даже такого предста вителя «субъективной социологии», как Н.К.Михайловский, который не без иронии писал, что «моменты, подготовляющие острое проявление нравственной заразы, сводятся для Тарда к нравст венной же заразе, только медленной и тихой, выражающейся в пропаганде и усвоении новых идей. Не потому заняли свое место в истории события, отмеченные именами Лютера и Мюнцера, что гнет феодально-католического строя стал невыносимым, а потому, что распространились идеи Лютера» [16, с. 434—435].
Серьезной критике подвергалось и психологическое содержание «теории подражания». Еще Вундт обращал внимание на туманность этого понятия, которое чаще всего является вульгар но-психологическим описанием ассоциативного процесса, отлич ного от подражания в собственном смысле слова [4, с.91]. Дюрк гейм указывал, что «нельзя обозначать одним и тем же словом и тот процесс, благодаря которому у определенной группы людей вырабатывается коллективное чувство, и тот, из которого проистекает наша привязанность к общим и традиционным правилам поведения, и тот, наконец, который заставляет панурговых бара нов бросаться в воду, потому что один из них сделал это. Совер шенно разное дело чувствовать сообща, преклоняться перед ав торитетом мнения и автоматически повторять то, что делают другие» [18, с. 142].
Проблематичны и многие сформулированные Тардом «законы». Тезис, что подражание идет «изнутри наружу», связан с теорией, выводящей акт поведения из осознанного мотива. Однако нередко подражание или усвоение нового образца начинается как раз с внешних, поверхностных черт, а сознание лишь впоследствии подстраивается под уже сложившуюся экспрессивную форму. «Закон», согласно которому подражание всегда идет «сверху вниз», хотя и подтверждается многими фактами, тоже не универсален, ибо покоится на идее незыблемости стратификационной системы общества: общеизвестно, что многие инновации в сфере культуры возникали как раз среди «низов», а затем усваивались «верхами» (достаточно вспомнить христианство).
Теория подражания выходит за рамки интрапсихических про цессов, делая предметом и единицей социологического исследова ния не отдельно взятого индивида, а процесс межличностного взаи модействия. Но, как мы только что видели, это взаимодействие она понимает еще более внешним и механическим образом.
6. Зарождение интеракционизма
Попыткой преодолеть эту слабость путем соединения психологизма с органицизмом была зародившаяся в США интеракцио нистская ориентация. В центре ее внимания стоит процесс взаи модействия индивидов (отсюда и название). Но сама личность, вы ступающая субъектом этого взаимодействия, понимается при этом не как абстрактный индивид, а как социальное существо, принад лежащее к определенным социальным группам и выполняющее какие-то социальные роли. Противопоставление индивида и общества уступает место идее их взаимопроникновения.
Философски эта идея не была, конечно, новой. В психологии ее «первым воплощением» была теория Уильма Джеймса (1842— 1910). Определяя содержание эмпирического «Я» личности как «об щий итог того, что человек может назвать своим» [7, с. 135], Джеймс различает в нем три элемента: 1) материальное «Я», включающее в себя тело, одежду, семью и собственность; 2) социальное «Я», т. е. признание, которое индивид получает со стороны окружающих; поскольку наше окружение неоднородно, можно сказать, что чело век обладает столькими же различными социальными «Я», сколь ко существует различных групп людей, мнением которых он дорожит; 3) духовное «Я», т. е. совокупность его психических осо бенностей и склонностей.
При всей методологической наивности этой концепции включение в структуру личности и в ее самосознание социальных моментов было весьма плодотворно. Следующий шаг в этом направлении сделал один из родоначальников современной генетической психологии — Джеймс Марк Болдуин (1861—1934), автор книг «Духовное развитие ребенка и расы» (1895; рус. пер.: «Ду ховное развитие детского индивида и человеческого рода» — 1911), «Социальная и этическая интерпретации духовного развития» (1897; рус. пер.: «Духовное развитие с социологической и этичес кой точки зрения» — 1913).
Общие принципы Болдуина очень близки к теории Тарда, но если социолог Тард идет от групповых процессов к личности, то психолог Болдуин идет от личности к обществу. С точки зрения психологии, писал он, социальная организация совпадает с органи зацией человеческой личности и ее самосознания. Структура лич ности и ее самосознания, по мнению Болдуина, не просто отражает организацию общества, но тождественна с ней.
Социологический аспект этой проблемы исследовал профессор Мичиганского университета Чарлз Хортон Кули (1864—1929). Свой подход Кули называл «органическим», но не в смысле биологического органицизма, а потому, что он исходит из признания изна чального единства личности и общества. «Органическая точка зре ния подчеркивает одновременно единство целого и особую цен ность индивида и объясняет одно через другое» [26, р.36]. Соци альное сознание группы и сознание индивида так же бессмысленно рассматривать по отдельности, как противопоставлять музыку всего оркестра по звучанию отдельных инструментов. «Личность» и «общество» не две разные сущности, а разные аспекты изучения живого процесса человеческого взаимодействия, который можно рассматривать либо со стороны личности, ее самосознания, дина мики социального Я, либо со стороны общественных институтов и фиксированных типов общения.
Кули в равной мере отмежевывался и «от номиналистичес ких», и от «реалистических» крайностей. «Можно ли сказать, что общество — нечто большее, чем сумма индивидов? В определенном смысле — да. Существует организация жизненного процесса в со циальном целом, которую вы не увидите в отдельных индивидах. Попытка изучать их поодиночке и затем суммировать для пони мания общества в целом неизбежно заведет в тупик. Это «индиви дуализм» в худшем смысле слова» [ Ibid ., p 48].
Свою первую книгу «Человеческая природа и социальный по рядок» (1902) Кули посвятил изучению индивидуального, личност ного аспекта живого социального процесса». Во второй книге — «Социальная организация» (1909) — общество рассматривалось им уже с точки зрения социального целого. Ее подзаголовок « A study of larger mind » (буквально: «Исследование более широкого созна ния») указывает на то, что основное внимание в ней уделяется общественному сознанию, несводимому к сознанию отдельных ин дивидов. Но принцип подхода один и тот же.
Свою концепцию Кули противопоставляет инстинктивист ским и механистическим интерпретациям. По его мнению, нель зя придавать инстинктам значения универсальных мотивов по ведения. Многообразные факты общественной жизни доказывают изменчивость мотивов поведения человека, отсутствие еди ного закона, который управлял бы его поступками. Человече ская природа пластична и подвижна, ее можно заставить работать практически в любом направлении, если правильно понять ее законы.
Столь же неудовлетворительна интерпретация личности с помощью принципа «подражания». Повторить что-то за взрослым, например слово, ребенку не легче, чем взрослому выучить средней трудности музыкальную пьесу. К тому же в первый год жиз ни ребенка взрослые подражают ему куда больше, чем он им.
Признаком истинно социального существа Кули считает спо собность выделять себя из группы, сознавать свое Я, свою личность. Но непременное условие развития самосознания — общение с дру гими людьми и усвоение их мнений на свой счет. «Не существует чувства Я... без соответствующего ему чувства Мы, или Он, или. Они» [ Ibid ., p . 182]. Сознательное действие, по Кули, есть всегда действие социальное. А действовать социально — значит сооб разовывать свои действия с теми представлениями о своем Я, которые складываются у других людей. «Как социальные существа мы имеем глаза, обращенные на собственное отражение, но у нас нет уверенности в спокойствии воды, в которой мы его видим» [ Ibid ., p . 247]. Наше Я формируется через суммирование тех впечатлений, которые, как нам кажется, мы производим на окружающих.
Согласно концепции «зеркального Я» Кули, человеческое Я включает в себя, во-первых, представление о том, «каким я кажусь другому человеку», во-вторых, представление о том, «как этот другой оценивает мой образ», в-третьих, вытекающее отсюда специфическое самочувствие вроде гордости или унижения.
Каждый акт социального сознания, по Кули, есть одновременно акт самосознания. Общество раскрывается индивиду в виде социальных аспектов его собственной личности. Но социальное соз нание индивида не совпадает с сознанием всего общества. Послед нее выходит за пределы внутреннего мира человека. Это более широкое сознание ( larger mind ), которое Кули в противовес инди видуальному сознанию иногда обозначает термином «обществен ное сознание» ( public mind ). «Единство общественного сознания состоит не в сходстве, а в организации, взаимовлиянии и причинной связи его частей...» (цит. по: [28, р. 306].) Истоки же социальной организации лежат в первичной группе.
Первичной группой Кули называет кооперацию и ассоциа цию индивидов, непосредственно взаимодействующих друг с другом лицом к лицу. Это небольшой круг людей, поддерживающих устойчивые тесные отношения, которые, как правило, отличаются интимностью, взаимной симпатией и пониманием. В первичную группу входят лица, о которых можно сказать: «Мы». Примеры первичных групп: детский игровой коллектив, семья, соседство. Именно здесь индивид впервые обретает чувство социальной при надлежности и усваивает общие идеалы. Кули называет первич ную группу «детской человеческой природы» [27, р. 24]. Кули хо рошо понимает, что первичные группы «не независимы от боль шего общества, но в некоторой степени отражают его дух» [ Ibid .], как и то, что в них существует не только гармония, но и соперничество, конкуренция, вражда. Однако он подчеркивает, что именно первичные группы составляют основу того, что является в человеческой природе и человеческих идеалах универсальным, и «пер вичность» их состоит «прежде всего в том, что они играют решаю щую роль в формировании социальной природы и идеалов инди видуума» [27, р. 23—24].
Теория «зеркального Я» Кули, развивавшаяся в русле старой философской традиции (идея, что самосознание формируется на основе общения и обмена мнениями с другими людьми, присутст вует уже у Адама Смита), получила дальнейшее развитие в рабо тах Джорджа Герберта Мида и в так называемом символическом интеракционизме. Понятие первичной группы, забытое в 30-х годах нашего столетия, снова приобрело популярность в исследова ниях социализации и теории малых групп.
Однако социология Кули имеет те же недостатки, что и прочие разновидности психологизма.
Акцент на субъективно-личностной стороне социального процесса, хотя Кули и оговаривал его условность, сочетался у него с явным пренебрежением к материальным, производственным про цессам. Дело не просто в неуклюжих формулировках, вроде того, что «общество... есть отношение между личными идеями» [26, р. 119]. Методология Кули является имманентно-субъективистской, по скольку социальное взаимодействие, в ходе которого формируется самосознательная личность, он практически сводит к про цессу межличностного общения, исключая из него предметную деятельность, труд и отношение к макросоциальной системе, частью которой является любая первичная группа. Объективная система производственных отношений и классовая структура общества выглядят в этой концепции менее существенными, чем взаимоотношения индивидов «лицом к лицу». Даже Мид, высоко ценивший теорию Кули, отмечал неправомерность сведения соци ального взаимодействия индивидов к обмену их мнениями друг о друге. Психологический интроспективизм Кули, по словам Мида, граничит с солипсизмом, поскольку общество у него «не сущест вует реально за пределами сознания индивида, а понятие «Я» при всей его имманентной социальности является продуктом во ображения» [33, р. 224].
Даже учетом ее последующего развития в трудах Мида и его последователей интеракционистская ориентация, плодотворная в рамках социально-психологического исследования непосредствен ных межличностных отношений, оказывается недостаточной для описания и объяснения макросоциальных процессов, классовых отношений, природы политической власти и т. д. [9, р. 12]. В этом — принципиальная ограниченность психологического подхода к со циальным явлениям.
7. Психологическая социология в исторической перспективе
Каковы же были главные итоги психологической социологии рубежа?
В центре внимания психологической социологии стояли про блемы общественного (группового, коллективного) сознания, его природы, структуры и функций. Детально обсуждались важней шие процессы и психологические механизмы группового, межлич ностного взаимодействия, такие, как психическое заражение, вну шение, подражание, а также социальное содержание самой чело веческой личности. В этот период было положено начало теоретическому, а затем и эмпирическому исследованию общественного мнения и массовых коммуникаций. Отказавшись от биологизации общества, психосоциологи пытались также преодолеть ограничен ность эволюционизма; их теоретические концепции приобретали все более аналитический характер. Важнейшим положительным результатом этого было рождение социальной психологии как самостоятельной дисциплины, хотя, возникнув на стыке социологии и психологии, эта новая дисциплина еще долго не имела четко очерченного предмета, тяготея поочередно к обеим своим «прародительницам».
Но изучение процессов группового взаимодействия, будучи необходимым, отнюдь не исчерпывает сферы социального и не оправдывает сведения социологии к социальной психологии, что как нельзя более типично для всей рассматриваемой школы. Для Тарда социальная, общественная, или интерментальная, психоло гия, по сути дела, синоним социологии: значимых различий между ними он не проводит. Лебон, Болдуин, Мак-Дугалл и Кули попеременно называют свой подход то социально-психологическим, то социологическим. Идею слияния социологии и социальной пси хологии активно пропагандирует американский социолог Чарлз Эллвуд (1873—1948) [29]. Другой влиятельный американский социолог, автор популярного учебника социальной психологии Эд вард Олсуорт Росс (1866—1951) считает социальную психологию частью социологии, подразделяя последнюю на социальную психо логию, предметом которой являются психологические процессы, возникающие в ассоциации людей, и социальную морфологию, т. е. науку о социальных формах [361].
Даже когда внимание концентрируется на общесоциальных проблемах и отношениях (теория социальной организации Кули или теория социального контроля Росса), они интерпретируются как «сгустки» межличностных отношений или как их специфические аспекты.
Сведение общественных отношений к «интерментальному» взаимодействию, а социологии — к социальной психологии методологически порочно. Маркс совершенно справедливо полагал, что социальное не может быть сведено к «межличностному», поскольку люди участвуют в общественно-производственных отношениях «не как индивиды, а как члены класса» [13, с. 76] и их «социальные функции, определенные общественные роли вытекают отнюдь не из человеческой индивидуальности вообще» [13, с. 78], а из определенного расчленения социальной системы. Именно ее и упуска ют из виду социологи-психологисты.
Литература
- Ашин Г. К. Доктрина массового общества. М., 1971.
- Бехтерев В. М. Внушение и его роль в обществ. жизни. СПб., 1908.
- Вигуру А., Жукелъе П. Психическая зараза. М., 1912.
- Вундт В. Проблемы психологии народа. М., 1912.
- Гибш Г., Форверс М. Введение в марксистскую соц. психологию. М., 1971.
- Гиддингс Ф. Г. Основания социологии. М., 1898.
- Джеймс У. Научные основы психологии. СПб., 1902.
- Дюркгейм Э. Самоубийство. Социол. этюд. СПб., 1912.
- Ионин Л. Г. Понимающая социология. Ист.-крит. анализ. М., 1979.
- Кон И. С. Социология личности. М., 1967.
- Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1896.
- Леонтьев А. А. Психолингвистика. М., 1967.
- Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3.
- Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13.
- Милль Д. С. Система логики силлогистической и индуктивной. М., 1914.
- Михайловский Я. К. Герои и толпа // Полн. собр. соч. СПб., 1907. Т. 2.
- Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971.
- Плеханов Г. В. Письма без адреса // Избр. филос. произв. В 5 т. М., 1958. Т. 5.
- Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.
- Роговин М. С. Введение в психологию. М., 1969.
- Штейнталъ Г. Грамматика, логика и психология // История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. М., 1960. Ч. I.
- Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1976.
- Barnes H. E. An introduction to the history of sociology. Chicago, 1948.
- Ben-David J., Collins R. Social factors in the origins of a new science. The case of psychology // Amer. Sociol. Rev. 1966. Vol. 31, №4.
- Bernard I.I. Instincts. A study in social psychology. N. Y., 1924.
- Cooley С . Н . Human nature and the social order. N.Y., 1964.
- Cooley С . О . Social organization: A study of the larger mind. N.Y., 1962.
- Coser L. Masters of sociological thought. N.Y., 1971.
- Ellwood Ch. A. Sociology in its psychological aspects. N.Y., 1912.
- Giddings F. H. The concepts and methods of sociology // Am. J. Soc. 1904. Vol. 10.
- Giddings F. H. Studies in the theory of human society. N.Y., 1922.
- McDougall O. An introduction to social psychology. 20 ed. N.Y., 1926.
- Mead G. H. Mind, self and society. Chicago, 1934.
- Milgrarn S., Toch H. Collective behavior. Crowds and social movements // The handbook of social psychology / Ed. G. Lindzey, E. Aronson. Reading (Mass), 1968. Vol. 4.
- Misiak H., Sexton V. S. History of psychology: An overview. N.Y., 1966.
- Ross E. A. Social psychology. N.Y., 1908.
- Sorokin P. A. Contemporary sociological theories. N.Y., 1964.
- Steinthal H., Lazarus M. Einleitende Gedanken iiber Volkerpsychologie // Ztschr. Volkerpsychol. und Sprachwiss. 1860. Bd. 1.
- Tarde O. Les lois de 1'imitation. 3 ed. P., 1890.
- Tarde O. Etudes de psychologie sociale. P., 1898.
- Tarde O. L'opinion et la foule. P., 1901.
- Tarde O. On communication and social influence.Selected papers / Ed. N. C. Terry. Chicago, 1969.
- Timasheff N. S. Sociological Theory. N.Y., 1967.
- Trotter W. Instincts of the herd in peace and war. N.Y., 1916.
- Wallas O. Human nature in politics. L., 1902.
- Ward I. F. The psychic factors of civilization. Boston, 1893.
- Wundt W. Beitrage zur Theorie des Sinneswahrnehmung. Leipzig, Heidelberg, 1862.
- Wund W. Logik. Stuttgart, 1908. Bd. 3: Logik der Geisteswissenschaften.
.