С.Белановский. Метод интервью в исследованиях экономических процессов

2. НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ, ПОЛУЧЕННЫЕ С ПОМОЩЬЮ МЕТОДА ИНТЕРВЬЮИРОВАНИЯ

2.1. Латентные механизмы планирования и управления народным хозяйством

2.1.7. Двухсекторная экономика в бывшем СССР.

Термин “двухсекторная экономика” обычно употребляют для обозначения экономики, в которой сосуществуют плановый и рыночный сектора. С нашей точки зрения, экономика бывшего СССР была двухсекторной в несколько ином смысле: в ней существовали сектора эффективного и неэффективного административного управления, причем вся критика этой системы в период “перестройки” была по сути, критикой неэффективного ее сектора. К сожалению, эффективный сектор, роль которого в проведении реформ могла бы быть очень большой, был скрыт в “тени” военно-промышленного комплекса. Широкая общественность знала об этом секторе весьма умозрительно, и это, наверное, послужило одной из причин его нынешнего плачевного и бесполезного для страны положения.

Работа по изучению указанных секторов была проведена авто ром доклада в 1992—1993 гг. на примере управления наукой. Работа велась, как обычно, методом интервьюирования: опрашивались бывшие работники ЦК КПСС, Госплана СССР, Совмина СССР. Автор считает, что различия в методах планирования и управления, выявленные им в сфере НИОКР, во многом приложимы и к промышленному производству.

В связи со сравнительно большим объемом, данный параграф разбит на следующие подразделы: общее описание управления наукой, эффективный и неэффективный секторы, формирование приоритетов, региональные аспекты взаимодействия секторов. Учитывая, что целью данной диссертации является, в частности, демонстрация методических возможностей интервьюирования в экономических исследованиях, в тексте параграфа сохранены прямые цитаты из интервью, являющиеся “типообразующими”, то есть содержащие в себе описание центральных характеристик сравниваемых секторов.

Общее описание управления наукой в бывшем СССР. Результаты опроса показали, что в доперестроечный период не существовало единой структуры управления наукой. Расхожее мнение о брежневской экономической системе как о “командной” и “сверхцентрализованной” не вполне верно и нуждается в существенном корректировании. Вообще, представляется, что “централизация” и “децентрализация” не являются главной понятийной осью, в терминах которой следует описывать экономические реалии рассматриваемого периода.

Из ответов респондентов складывается примерно следующая картина. Наука в те годы не являлась автономной структурой, она входила в состав структур ведомственных. В соответствии с этим структура науки в значительной мере совпадала с ведомственной (отраслевой) структурой народного хозяйства. Как и народное хозяйство, наука делилась прежде всего на два сектора: военно-промышленный и гражданский. Функционировали они по совершенно разным законам, о чем будет сказано ниже. Вначале рассмотрим аспекты, связанные с различиями в управленческой структуре указанных секторов.

Военно-промышленный сектор науки отличался от гражданского не столько большей централизацией, сколько, пожалуй, большей координацией научных разработок. Основными структурами управления военно-промышленной наукой были сектор науки в составе оборонного отдела ЦК КПСС, Военно-промышленная комиссия (ВПК) в составе Совмина СССР, оборонные отделы Госплана СССР. На вопрос о том, какая структура была “главнее” — оборонный отдел ЦК КПСС или Военно-промышленная комиссия — респонденты, затрудняясь ответить четко, склонны были к утверждению, что они “сотрудничали друг с другом”.

оборонный отдел ЦК КПСС, ВПК и оборонные отделы Госплана курировали вместе с тем работу научных подразделений не только

Военно-промышленных министерств. Функционально им подчинялись все научные подразделения гражданских отраслей, работавших на “оборону”. Это особенно отчетливо видно на примере работавших на “оборону” академических институтов, которые фактически были переподчинены ВПК.

Наличие единого координирующего центра во многом ослабляло ведомственную раздробленность науки, характерную для гражданских отраслей. Структурной единицей управления научными разработками в оборонном секторе было не министерство, а целевая программа, в которой могли быть задействованы различные ведомства, включая и гражданские (в качестве примера такой целевой программы может быть названа разработка аэрокосмической системы “Буран”). Программу возглавлял генеральный конструктор, осуществлявший единое руководство ею. Все свидетельства подтверждают весьма эффективную реализацию такого рода программ. В частности, согласно мнению респондента М, бывшего члена Бпк, “программный метод управления в области оборонных разработок был ОЧЕНЬ эффективен”.

Обособлены от военно-промышленной науки были научные структуры Минобороны и КГБ. О этих научных структурах до сих пор мало что известно. Создается впечатление, что это были замкнутые системы, которые не имели курирующих органов в составе ЦК КПСС и Совмина СССР; во всяком случае, ни один из опрошенных ничего о них не знал. Научные структуры Минобороны занимались разработкой и изучением военных доктрин, эксплуатацией систем оружия и защиты, и т.д. Степень эффективности этой деятельности неясна. Научные структуры КГБ обслуживали в основном разведывательную и контрразведывательную деятельность по широкому спектру направле ний и, по—видимому, работали эффективно.

Гражданская наука, в отличие от военно-промышленной, структурировалась по ведомственному принципу и не имела реального координируюшего центра. Теоретически роль такого координирующего центра должен был выполнять ГКНТ, однако отзывы респондентов о его деятельности довольно скептические. Так, респондент К отмечает: “В 70—е годы наступил период всеобщей показухи. Научились имитировать работу. ГКНТ был, по моему мнению, одним из главных имитаторов”. (Правда, по отзывам респондентов, в составе ГКНТ работали и незаурядные люди.) Военно-промышленными разработками ГКНТ, вопреки распространенному мнению, не занимался. В составе ЦК КПСС руководство отраслевой гражданской наукой осуществляли соответствующие отраслевые отделы (например, научные и опыт— но—конструкторские разработки в машиностроении курировал отдел машиностроения). Указанные отделы, по—видимому, слабо взаимодействовали между собой. Работой научных подразделений в составе гражданских отраслей управляли также отраслевые отделы Совмина СССР, Госплана СССР, ГКНТ, а также республиканские структуры, (однако никто из респондентов не смог подробно осветить деятельность последних).

Отдел науки и образования ЦК КПСС, как выяснилось, был довольно слабой и эклектично построенной структурой, которая, как можно понять, мало влияла на осуществление научно—технических разработок в стране. Сфера ее компетенции ограничивалась в основном номинальным курированием деятельности Академии Наук СССР (помимо институтов, работавших на военно-промышленный комплекс и функционально подчинявшихся ВПК), а также деятельности ГКНТ, причем, последнюю, как уже говорилось, респонденты тоже оценивали в основном как номинальную. Помимо секторов, курировавших работу АН СССР и ГКНТ, в состав отдела науки и образования ЦК КПСС входили секторы, контролировавшие следующие направления: образование, общественные науки и медицину (последнее вызывало недоумение и у самих респондентов). О деятельности секторов, курирующих общественные науки, следует сказать особо. Таких секторов было четыре: истории, экономики, философии, партийных учебных и научных заведении. Роль их, в отличие от секторов естественных и технических наук, была очень велика. По свидетельству респондента Г, именно от сектора философии исходила в 1972 г. инициатива идеологического разгрома социологии. Вместе с Главлитом и идеологическими структурами КГБ секторы общественных наук ЦК КПСС осуществляли высшее идеологическое руководство общественными науками в стране. Совмин СССР, Госплан и ГКНТ не имели в своем составе подразделений, занимавшихся общественными науками.

Мнения всех респондентов сходились в том, что главной проблемой науки была хроническая неэффективность работы научных под разделений гражданских отраслей. На обозримом (начиная с 50—х годов) историческом отрезке времени эта сфера была объектом постоянного управленческого экспериментирования. Одна из наиболее часто выдвигавшихся идей заключалась в том, чтобы перенести на эту сферу систему управления, действующую в военно-промышленном секторе науки. Конкретно предлагалось сделать основной управленческой единицей не министерство и ведомство, а целевую программу, которая при необходимости могла бы иметь межотраслевой характер. Неоднократно предпринимавшиеся попытки реализовать эту идею на протяжении указанного периода оказались безуспешными. Последняя — осуществление продовольственной программы — была провалена по всем направлениям, в том числе и по входящему в ее состав блоку НИОКР. (Причины этих неудач будут проанализированы по результатам опроса ниже). Наряду с попытками осуществить программно—целевое управление в отраслях гражданской науки, проводились эксперименты и в русле совершенно иной, а именно — хозрасчетной, идеологии, и хотя на первом этапе осуществления таких экспериментов возникали иллюзии их высокой эффективности, по прошествии какого—то периода времени неизбежно выяснялось, что эти эксперименты ничего не дают.

Эффективный и неэффективный секторы в советской науке. Из ответов респондентов явствует, что вся советская наука делилась на два сектора — эффективный и неэффективный, функционировавшие по разным законам. В первом приближении можно сказать, что сектор эффективного функционирования примерно совпадал с военнопромышленными разработками, а сектор неэффективного — с гражданской наукой. Однако это совпадение не было полным: в пределах военно-промышленного комплекса существовали неэффективные научные структуры, а в рамках гражданского сектора (во многих академических институтах, в некоторых вузах и отраслевых институтах) существовали эффективные научные коллективы.

Труднее всего, по—видимому, объяснить причины, по которым “островки эффективности” существовали в гражданской науке. В од них случаях это объяснялось относительно высоким приоритетом соответствующих отраслей (энергетика, геологоразведка). В других случаях эффективные научные направления существовали как бы за счет энтузиазма научных работников, основываясь на традициях научных школ, восходящих к прошлому (порой даже дореволюционному). Так или иначе, показателен факт, что все респонденты, которые по роду своей деятельности могли компетентно судить о гражданской науке, отзывались о ней весьма скептически и практически ничего не говорили о существовавших в ее составе “островках эффективности”.

Таким образом, сравнение эффективных и неэффективных секторов науки возможно только на основе сопоставления принципов функционирования военно-промышленного и гражданского секторов.

Прежде всего следует отметить, что в России до сих пор, по—видимому, отсутствует реалистичная оценка ее научного потенциала. В сообщениях Средств массовой информации преобладают либо весьма негативные, либо очень высокие оценки. Аналогичным образом разделились и мнения респондентов: те, кто был связан с гражданскими секторами, в целом были настроены скептически, хотя и не отрицали крупных достижений в военно-промышленной сфере. Другие, непосредственно работавшие с военно-промышленными разработками, были склонны оценивать отечественную науку очень высоко, на уровне соответствующих отраслей науки в США и Японии. Столь высокая оценка вызывает сомнения. К примеру, респондент Ч. высоко отозвался о советских разработках в области клеевых составов для авиации, хотя автору достоверно известно, что отечественные разработчики с большим отставанием копировали западные аналоги. Учитывая, что в сегодняшних условиях у респондента не было никаких мотивов дезинформировать интервьюера, остается предположить, что в прежней системе существовал какой—то механизм самодезинформации и формирования иллюзий. Тем не менее по сравнению с гражданской сферой научных разработок военно-промышленный комплекс действительно работал эффективно. Вопрос о причинах такого различия в эффективности задавался всем респондентам. Далее для удобства анализа приведем отрывки из интервью, отражающие мнения респондентов по данному вопросу, и завершим их комментарием.

Для удобства восприятия цитаты, приведенные ниже, пронумерованы. Изначальный замысел компоновки цитат заключался в том, чтобы сначала привести описания, характеризующие военно-промышленную, а затем гражданскую науку. Этот принцип не всегда удалось выдержать, поскольку в ряде случаев высказывания респондентов трудно расчленить. В некоторых случаях цитируемые отрывки предваряются кратким комментарием, однако основной анализ будет содержаться ниже.

1. Респондент М: “военно-промышленные научные разработки координировались в военно-промышленной комиссии (ВПК) Совмина СССР. Это был орган межотраслевого управления, которому подчинялся ряд министерств. В составе ВПК существовал Научно-технический совет Комиссии. Этот Совет оценивал различного рода научные предложения, вырабатывал рекомендации. Совет насчитывал около 200 членов, включал в себя ведущих академиков, главных и генеральных конструкторов. По различным направлениям создавались секции, в которых работали еще около 400 человек. Это было своеобразное объединение интеллектуального потенциала, причем не только оборонного. В Совет входили электрохимики, специалисты других отраслей. Вопросы рассматривались со всех сторон, работало множество экспертов”.

2. Респондент М: “Управление научно—техническими разработками осуществлялось путем реализации целевых программ. Я могу определенно сказать, что программный метод управления в области оборонных разработок был очень эффективен. Взять, к примеру, программы создания ядерного оружия или первых космических кораблей. Это, можно сказать, хрестоматийные примеры программной организации. Формируется научно—техническая задача, под нее государство выделяет средства. Программы строились на принципе единоначалия. Во главе каждой программы стоял генеральный конструктор. На эту должность назначался выдающийся ученый, который держал в своих руках все рычаги управления. Ни один вопрос без него не решался. Вся система обеспечивалась административно—командными методами и работала очень четко”.

3. Респондент К: “В военных разработках существовала тесная связь с производственной базой, чего не было в гражданских отраслях. Взять, к примеру, институт Е.О.Патона. В его подчинении находятся пять мощных заводов. И это еще не самый крупный пример. Так работали авиационные конструкторские бюро, физики—ядерщики (Курчатов) и другие. Работа строилась по принципу: был генеральный конструктор, и заводы ему подчинялись. Такова была схема по всем крупным направлениям”.

Нижеследующий отрывок иллюстрирует “механизм отклика” на крупное научно—техническое достижение в мировой науке.

4. Респондент М: “Мне приходилось принимать большое участие в проектах, связанных с высокотемпературной сверхпроводимостью. Открытие этого явления было сделано в 1986 г. в США, однако и мы были очень близки к этому открытию. Химические соединения, обладающие этим свойством, были получены нами более десяти лет на зад, просто никто не догадался исследовать именно этот эффект. То есть открытие сделали не мы, но мы мгновенно отследили это открытие и прореагировали на него, У нас было более десятка научных институтов, способных проводить исследования в этой области на уровне мировых лидеров. По данной проблеме при ВПК был создан научный Совет, куда вошли крупнейшие ученые, а также председатели Госплана, Госснаба и других ведомств, от которых зависело выделение ресурсов. Председателем Совета был лично Н.Рыжков, а председателем научной группы, которая готовила рекомендации, - академик О. Очень быстро были разработаны программы двоякого рода: фундаментальных исследований для продолжения изучения нового физического явления и прикладные работы с целью  направлений, которые уже сегодня огут тех или иных технологиях. Отдельно была создана секция, которая занималась возможностями использования данного явления в оборонной промышленности.

Цель комиссии академика заключалась в том, чтобы отследить, в какие направления наиболее эффективно вложить средства. Как только стало известно, что создана крупная государственная программа, все стали выходить на нее и просить средства. Возникали самые фантастические проекты, за которыми не стояли реальные научные коллективы. Задача заключалась в том, чтобы направлять средства туда, где есть реальный научный потенциал. Работа продвигалась очень быстро. Быстро поняли, что с помощью нового эффекта можно делать сверхпроводниковые дорожки на печатных платах, устройства для защиты электронных приборов от мощных электромагнитных импульсов и многое другое. Были получены принципиально новые идеи создания приемника инфракрасного излучения на сверхпроводниках. Здесь мы намного опередили американцев. Они создавали такое устройство на принципе изменения электрического сопротивления, а мы — на квантовой основе с использованием полупроводников. К 1989 г. мы уже имели образцы конкретных устройств — пусть еще не серийных, но уже реально работающих”.

характер управления наукой в гражданских отраслях формально был похож на описанный выше, но реально резко от него отличался. Почти все опрошенные в той или иной мере касались данного вопроса и дали яркие описания этих различий.

5. Респондент М: “Программный метод управления наукой в гражданских секторах только по названию совпадал с военно—промышленными программами. Система организации была радикально отлична. В гражданском секторе не было единого руководства, поэтому средства (кстати, зачастую не такие уж маленькие) распылялись по множеству коллективов. Взять, к примеру, программу создания персональных компьютеров. Была провозглашена такая программа. Около нее “кормилось” неимоверное число институтов, все они получали какую—то часть финансирования. А компьютер так и не сделали”.

6. Респондент Ч: “Нам всегда говорили, что ГКНТ существует для формирования научно—технических программ и проведения их в жизнь. Таких программ было 120, и ГКНТ очень ими гордился. Но мы, пришедшие работать в ЦК КПСС, быстро поняли, что эти государственные программы просто представляли собой сумму работ. Сами программы были сформулированы так, что под них можно было подвести любую работу в любом направлении. Министерства присыла ли в ГКНТ пакеты предложений, где из них формировали “кирпичи”, называемые программами.

7. Респондент К: “Идея о том, что надо координировать все научные разработки, вроде бы, была правильной. Но как она осуществлялась в гражданском комплексе реально? Министерства давали свои предложения в ГКНТ, где они сводились в единую ведомость. Координирующее воздействие было минимальным: ГКНТ просто узаконивал эти разработки, подводил их под определенные рубрики, и все. Сначала таких рубрик было 120, потом стало 160, затем резко сократили до 14, но это мало что изменило, так как значительно возросло число подпрограмм.

итак, ГКНТ сводил поступавшие к нему предложения в определенные рубрики, и затем все это поступало в ЦК КПСС для проведения экспертизы. Но реальной экспертизы не получалось. Эксперты сидели на государственной даче, изучали этот документ, пытались вникнуть. Но что там можно было понять? Там же сотни разнообразных позиций. В результате велись такие разговоры: “Что-то слишком много тут понаписали. Давай вот это вычеркнем. Ты не против?” — “Нет”. Вычеркнули. Пошли дальше. “Что—то вот здесь непонятное написано. Вычеркнем?” — “Вычеркнем.” Ну, и так далее. Такая экспертиза — не случайность, не показуха, люди старались, но весь этот гигантский комплекс вопросов был выше их понимания. Содержательно вникнуть в них не удавалось”.

Показателен нижеследующий отрывок, отражающий своего рода “экспансию” или “имплантацию” неэффективного механизма в сферу эффективной (приоритетной) науки (фразы, имеющие ключевое значение, подчеркнуты):

8. Респондент К: “У нас в науке очень многое строилось по принципу авторитета. Если Овчинников был вице-президентом АН по биотехнологиям, то никто не мог его обойти. Никто не мог без его согласия предложить какую—то новую идею. Или академик Патон — на Украине никто его обойти не мог. Как он видит проблему, так она и будет реализовываться, и никак иначе (хорошо, хоть талантливый человек). Академик Прохоров занимал такое же монопольное положение во всем, что связано с лазерами. Позднее в этой сфере стал суетиться и Велихов. Разговоры были такие: “лазерные технологии надо развивать?” — “Надо!!! “ — “Запишем, выделим средства”. А что такое лазерные технологии? Там же тысячи направлений Какие технологии будут развиваться? Этого никто не знает. Тот же Велихов получал финансирование, он и дирижировал всем. Не было кон курса идей, а была лишь тяжба людей за соответствующее место. Был не конкурс идей, а конкурс авторитетов”.

Один из основных вопросов, который вытекает из предшествующих описаний, заключается в том, могла ли быть распространена эффективная система организации НИОКР, существовавшая в военно-промышленной сфере, на гражданские отрасли. Респондент М, бывший член Военно-промышленной комиссии, считает, что да, хотя и не сразу. Дословно он сказал следующее:

9. Вопрос: Может быть, и в гражданских отраслях следовало реализовывать программы так, как это делалось в ВПК?

Респонлент М: об этом, кстати, поговаривали. Почему не скопировать военную систему? Она себя оправдывает.

Вопрос: А ее можно было реализовать в гражданских отраслях? Респондент М: думаю, что можно, хотя и не сразу. В военно-промышленном комплексе все привыкли к наличию единого руководителя, который является крупным и компетентным специалистом в своей области. В гражданских отраслях таких известных людей очень часто просто не было. К примеру, если бы встал вопрос, кого назначить генеральным конструктором по зерноуборочным комбайнам — где такой человек? Его нет. Но если бы такая система организации просуществовала в гражданских отраслях достаточно долго, такой человек, наверное, появился бы, первое назначение наверняка было бы ошибочным, но постепенно в результате “естественного отбора” все встало бы на свое место.

Вопрос о том, были ли примеры реализации целевых программ в гражданских отраслях, задавался всем респондентам. Успешных примеров не назвал никто. Попытки реализации таких программ были (респондент Ч в качестве примера назвал программу борьбы с коррозией, которая, однако, так и не была реализована). Причины не— состоятельности этих попыток видны из приведенных ниже отрывков (оба респондента — бывшие работники ЦК КПСС, курировавшие работу гражданских отраслей):

10. Респондент Ю: “Именно работа с явно перспективными технологическими направлениями показала, что при их реализации мы сталкиваемся буквально с каменной стеной. Прессинг со стороны ЦК КПСС был колоссальный. Исполнителям посылалось большое число запросов о ходе внедрения. На эти запросы шли немедленные ответы, но было видно, что они носят формальный характер. Все ответы сводились к тому, что исполнители сделали все, что смогли, но разработки все—таки у них не пошли, Я сам воочию убедился, что тезис о невосприимчивости нашей экономики к научно—техническому прогрессу абсолютно правилен”.

11. Вопрос: Почему не реализовывались целевые программы в гражданских отраслях?

Респондент Ч: “Как правило, просто не хватало средств. Скажем, внедрение технологии непрерывной разливки стали. для этого нужны колоссальные вложения, которых нет. А тебе приказывают:

внедряй! Требуется миллиард рублей, дали 300 миллионов, и требуют: внедряй! Это же неправильный подход”.

Вопрос: откуда шли такие неправильные решения?

Честно говоря, даже трудно сказать. Кто первый сказал “Надо!”, определить практически невозможно. Е надо и то, и это, и пятое, и десятое. На все средств не хватало, а отказаться было вроде бы как нельзя. Вот и возникали такие необоснованные решения.

Мне приходилось заниматься экологической программой. Когда подсчитали, сколько надо средств для очистки Байкала, получились миллиарды рублей. Председатель комиссии просто за голову хватался: таких средств государство дать не могло. Браться за программу не было смысла. Но все говорили “Надо!”, и что ему было делать? Ведь если человек честно заявлял, что с такими ресурсами он не может выполнить программу, ему отвечали, что он плохой руководитель, ретроград, не понимает текущего момента. Поэтому проще было пообещать сделать, а потом не выполнить. Пожурят, так пожурят. Наказание обычно не было строгим. Никто не признавался честно, что программа не будет выполнена. Человеку было проще завизировать документ. Иммунитет к подобным постановлениям был выработан — они просто потом не выполнялись”.

Основное различие, которое бросается в глаза при сопоставлении военно-промышленных и гражданских научно—технических программ, заключается в том, что в первой из названных сфер планирование было реальным и содержательным, во второй — механическим и фиктивным.

Реалистичность планирования в военно-промышленном секторе обеспечивалась за счет следующих факторов.

  1. Высокий уровень ресурсного обеспечения. Роль этого фактора общеизвестна, поэтому нет смысла подробно на нем останавливаться.
  2. Ясность и конкретность технологических целей, необходимых для поддержания военного паритета; наличие четких критериев оценки качества конечной продукции путем сопоставления с зарубежными аналогами. Жесткий контроль за техническими параметрами конечной продукции определял соответствующие требования к качеству технологий и НИОКР.
  3. Наличие единого органа, координирующего НИОКР в военно-промышленной сфере. Таким органом был Научно—технический совет ВПК, в состав которого входили ведущие академики и генеральные конструкторы (см. ответы респондентов). Высокая концентрация интеллектуального потенциала, бесспорно, себя оправдывала. Хотя в интервью не удалось получить подробных сведений, хорошо видно, что организация работы Научно—технического совета представляет большой интерес с точки зрения социологии. В Совете компетентно осуществлялись многократная и многоуровневая экспертиза и отработка технологических решений. По характеру и стилю своей работы система организации деятельности Совета во многом напоминает японскую, хотя очевидно, что она не скопирована с Японии, а является отечественным социальным продуктом.

В гражданском секторе науки названные факторы не действовали, что, собственно говоря, и предопределяло его неэффективность. Все опрошенные сходились на том, что низкий уровень ресурсной обеспеченности был важным, но не единственным фактором этой неэффективности. В качестве второго важного фактора называлось отсутствие содержательного контроля за качеством выполняемых в гражданском секторе научных и технологических разработок. В результате процесс разработок превратился в основном в имитацию научной деятельности. Опрос показал, что работники ЦК КПСС, хотя и наблюдали эту имитацию, не могли ничего с ней поделать.

В военно-промышленном и гражданском секторах экономики действовали две принципиально различные системы финансирования и ресурсного обеспечения НИОКР. В военно-промышленном секторе средства выделялись для реализации целевых программ. Во главе каждой программы стоял генеральный конструктор, которому фактически подчинялись все ведущие организации—исполнители независимо от их ведомственной принадлежности. В гражданском секторе средства выделялись не на целевые программы, а как выразился респондент М, просто “на науку”, т.е. сначала министерствам, а внутри них — научным институтам. Планы же научных разработок формировались в обратном финансированию направлении, т.е. снизу вверх:

сначала агрегировались в министерствах, а затем в вышестоящих органах управления, главным из которых в гражданском секторе был ГКНТ. По свидетельству респондентов, координирующее воздействие ГКНТ на эти разработки было минимальным. Они механически включались в план и доводились до нижних звеньев в виде директивного документа. Важной причиной деградации гражданского сектора науки было отсутствие механизма внедрения в производство новых технологических разработок (возможно, гражданским отраслям для этого просто не хватало ресурсов). В результате, по словам респондента К, сложилась ситуация, когда военно-промышленные научные структуры “работали” на некоторый реальный результат (ракета, самолет и т.п.), а гражданские — на отчет.

Центральный вопрос, как уже говорилось, заключался в том, можно ли было эффективную систему организации НИОКР, существовавшую в военно-промышленной сфере, перенести на гражданские отрасли. До сих пор этот вопрос остается спорным. Очевидно, что необходимым условием повышения эффективности работы гражданских отраслей, включая и входящие в их состав научные подразделения, являлось перераспределение в их пользу значительной части ресурсов, поглощавшихся военно-промышленным комплексом. Однако, по-видимому, не все проблемы могли быть решены просто путем ресурсной “закачки”. Правильный ответ на данный вопрос т быть дан только с учетом специфики разных отраслей, входивших в состав гражданского сектора. В некоторых отраслях переключение части ресурсов с военных на гражданские цели при одновременном внедрении соответствующего организационного механизма могло бы дать быструю и высокую отдачу (например, в области производства товаров длительного пользования — холодильников, видеомагнитофонов и т.п.). Вместе с тем уже в 70-е ГОЛЫ стало ясно, что в экономике СССР сложились крупные секторы, не восприимчивые ни к повышению качества капитальных вложений, ни к прогрессивным технологиям. К их числу относились в первую очередь сельское хозяйство, легкая и пищевая промышленность, некоторые сырьевые отрасли. Вопрос о том, что делать с этими отраслями, собственно говоря, и является предметом спора. К сожалению, в ответах респондентов нет даже слабого намека на ответ. Приходится констатировать, что объективная сложность проблем, стоящих перед страной, явно недооценивалась как критиками, так и сторонниками плановых методов управления экономикой.

З. Формирование приоритетов. Ответ на вопрос о том, как формировалась система научно—технических приоритетов, вопреки ожиданию, вызвал у респондентов серьезные затруднения, что связано с наличием в ней реальной и фиктивной компонент, а также с несовершенством работы системы в целом. Определенная трактовка функционирования этой системы, извлеченная из ответов респондентов, излагается ниже.

Систему приоритетов прежде всего следует разделить на фиктивную и реальную. К фиктивной относятся те приоритеты, которые записывались на бумаге, но реально не выполнялись. Таковыми были программы по повышению качества продуктов питания, подъему швейной промышленности, продовольственная программа, программа доведения отечественных автомобилей до уровня мировых стандартов и т.п. Написание таких программ отчасти мотивировалось пропагандистскими целями, “заботой о народе”, отчасти было формой выражения ресурсных запросов со стороны соответствующих отраслей (как правило, остававшихся безрезультатными). Вместе с тем высокопоставленные работники прежних управленческих структур сами поддавались дезинформирующему воздействию фикций, хотя, казалось бы, именно они располагали на этот счет адекватной информацией. Характерно в этом смысле высказывание респондента С, бывшего высокопоставленного работника Госплана, согласно которому система приоритетов развития НИОКР формировалась на основе Комплексной программы научно—технического прогресса. С точки зрения автора данного отчета, приоритетные направления, записанные в Комплексной программе и других аналогичных документах, в лучшем случае отражали субъективное желание их авторов повысить приоритет гражданских отраслей, но отнюдь не реальную систему приоритетов (последние в начале 80—х годов формировались в основном вокруг создания элементов советского аналога системы СОИ и других новейших систем оружия).

Таким образом, определенная часть высказываний респондентов относительно формирования системы приоритетов должна рассматриваться как декларативная. Если отсечь эту декларативную компоненту, в текстах интервью можно увидеть элементы описания реального механизма формирования научно—технических приоритетов. За основу в этом описании можно взять следующее высказывание респондента М: “В военной области приоритеты формировались следующим образом. Существовала военнополитическая доктрина, центральным пунктом которой было достижение военного паритета со странами НАТО и другими потенциальными противниками. Эта доктрина формулировалась на уровне высшего политического руководства страны.

Из нее вытекала собственно военная доктрина, которая формулировалась военным руководством. Исходя из этой доктрины формировались потребности в технических средствах, а из них вытекали конкретные целевые программы и конкретные направления научных работ”.

Как уже было сказано, цитированное выше высказывание респондента не вполне точно отражает механизм формирования системы приоритетов, скорее, оно может быть принято за основу. Более детальный анализ интервью позволяет увидеть своего рода конфликт между двумя механизмами формирования приоритетов. Первый из этих механизмов описан в цитированном отрывке. Для описания второго приведем еще одну цитату из того же интервью.

Вопрос: Верно ли, что СССР просто копировал западные направления развития военно-промышленного комплекса?

Ответ: “Не без этого. Копирование тоже, конечно, присутствовало. Но я не считаю, что копировали глобальные основополагающие направления. А в примерах копирования ощущалось скорее давление военных, стремившихся простейшим способом к достижению паритета. А поскольку заказчиком выступало Минобороны, оно и стремилось диктовать, что делать. В этом отношении роль военно-промышленной комиссии была сдерживающей, позволяющей отследить собственную линию развития, исходя из наличия собственных фундаментальных и технологических заделов. БПК являлось противовесом Минобороны, опекало фундаментальные исследования и работы по созданию видов техники, не имеющих аналогов в мире”.

Приведенные выше отрывки позволяют четко различить два конкурирующих механизма формирования системы приоритетов, один из которых основан на копировании зарубежных образцов техники или иной конечной продукции в основном военной, хотя и не обязательно), другой - на формировании фундаментальных заделов в области так называемых критических (наиболее передовых) технологий. Последний, в свою очередь, базировался как на отслеживании мировых тенденций (в том числе и с использованием системы промышленного шпионажа), так и на анализе состояния отечественных заделов. Обе системы отчасти дополняли, отчасти противоречили друг другу. Функция первой системы, ориентированной на копирование образцов техники, заключалась в том, чтобы не допустить формирования фиктивных приоритетов, широко процветавших в тех отраслях, где не было жесткой реальной системы сопоставления технических параметров отечественных и зарубежных образцов техники. Вместе с тем установка на копирование часто шла вразрез с отечественными технологическими заделами, что и вызывало протесты ученых. Более того, ученые хорошо понимали, что развитие критических технологий могло бы иметь значение для развития не только военных, но и гражданских отраслей, способствуя подъему экономики в целом. Здесь пролегала вторая линия конфликта, в соответствии с которой ученые настаивали на широком внедрении новейших технологий в народное хозяйство, между тем военное и политическое руководство выделяло ресурсы только для военного их использования. Характерен в этом смысле конфликт между Н.С.Хрущевым и академиком П.А.Капицей, происшедший еще в 60—е голы. Хрущев, как известно, настаивал на участии Капицы в ядерных военных программах, а последний категорически отказывался, настаивая на том, что разрабатываемые им технологии сжижения газов и получения сверхнизких температур имеют важное значение для народного хозяйства. Исход этого конфликта известен: Капица был подвергнут “опале”, хотя и не лишен своего поста. Вскоре он добился в своей области очень крупных фундаментальных успехов, однако эти успехи “обошли” гражданские отрасли народного хозяйства.

Возвращаясь к конкурирующим механизмам формирования приоритетов, отметим следующее. Механизм, основанный на копировании конкретных образцов техники, достаточно ясен. Что же касается второго, а именно формирования приоритетов в области критических технологий, то он описан респондентами довольно смутно, хотя именно он должен стать объектом самого пристального изучения. По словам респондентов, приоритеты в данной области не устанавливались директивно и очень редко являлись результатом давления какого—то конкретного лица. Они как бы “носились в воздухе”, а точнее в той научно—организационной среде, в которой принимались соответствующие решения, и являлись плодом коллективных усилий и коллективных экспертных оценок.

Таким образом, система формирования реальных научно—технических приоритетов в эффективном (военно-промышленном) секторе экономики представляется примерно следующей.

Во—первых, существовала мощная система военного шпионажа, которая информировала политическое военное руководство страны о новых технических достижениях стран, считавшихся потенциальными противниками СССР, что служило основой для задания руководителям военно-промышленного комплекса создать аналог или обеспечить иной, адекватный ответ. Не исключено, что “снизу”, т.е. от конструкторов и разработчиков, поступали “наверх” некоторые инициативные идеи и разработки, не имеющие мировых аналогов. Эти инициативы могли порой получить достаточно высокий приоритет, одна ко (вопреки мнению респондентов С и М) складывается впечатление, что по ключевым и наиболее ресурсоемким направлениям доминировало стремление “не отстать”. В качестве примеров конкретных образцов техники, по которым СССР стремился не отстать от Запада, могут быть названы общеизвестные виды наиболее современных вооружений, таких, как нейтронная бомба, крылатая ракета, аэрокосмическая система ‘Буран”, программа СОИ и многие другие.

Во—вторых, наряду с механизмам отслеживания возникновения новейших образцов вооружений, существовала система отслеживания и реализации критических технологий. Создается впечатление, что оба механизма в определенной мере конкурировали друг с другом. Примерно с конца 50-х до конца 60—х годов приоритет формирования заделов в области критических технологий по сравнению с разработкой конкретных образцов техники, по—видимому, возрос, но в 70—е годы под давлением политиков и военных, гнавшихся за недостижимой в долгосрочном плане целью — военным паритетом — вновь упал, что к началу 80—х годов привело к упадку фундаментальных научных заделов и предопределило невозможность эффективного отклика на технологический вызов Запада.

Система формирования научно—технических приоритетов основывалась на анализе мировых тенденций и собственных заделов. Иногда, в ответ на внезапный м мощный технологический рынок на Западе, приоритет придавался направлениям с нулевым или минимальным фундаментальным заделом. Прецеденты формирования приоритетных направлений противоположным путем, “снизу”, исходя из состояния заделов, по—видимому, были, но все же такие случаи не были типичными, поскольку подобным инициативам трудно было пробиться “наверх”. Наиболее характерен, вероятно, следующий Механизм: В ответ на очередной технологический вызов с Запада срочно и довольно эффективно производилась инвентаризация заделов, и им отдавался ресурсный приоритет. Система умела довольно эффективно находить нужные научные кадры; характерен пример эпохи Сталина, когда многих физиков—ядерщиков, авиаконструкторов и других ученых срочно отзывали из лагерей. Такая эффективная работа с кадрами была характерна, однако, только для приоритетных секторов. в неприоритетных секторах фиктивные программы, построенные по аналогии с военно-промышленными, часто порождали лишь очковтирательство, которое порой длилось десятилетиями (лысенковщина наиболее одиозный, но далеко не единичный пример).

Расспросы респондентов так и не позволили понять, существо вала ли система приоритетов НИОКР в военно-промышленном комплексе в виде некого документа, и если да, то как и в каком порядке этот документ изменялся, дополнялся и т.п. Создается впечатление, что “Основные направления развития народного хозяйства” и другие плановые документы, содержащие в себе списки научно—технических приоритетов, в военно-промышленном комплексе не действовали. Многие программы, реально имевшие очень высокий приоритет, в этих документах не отражались; вместе с тем в них записывались многие фиктивные приоритеты. В связи с этим возникает вопрос: существовала ‘двойная бухгалтерия”, т.е. некая параллельная секретная система плановой документации, в которой отражались реальные приоритеты? Респондент С, бывший работник Госплана, отрицает это, говоря, что система документации была единой, хотя в ней существовали засекреченные разделы. Респондент М, бывший член ВПК, много говорит о конкретных программах, но вовсе не упоминает о существовании какого—либо сводного планового документа, в котором эти программы были бы сведены воедино в соответствии с рангом их приоритета. Поскольку реальная картина остается неясной, существуют две равновероятные теоретические версии. Первая из них заключается в том, что сфера НИОКР в военно-промышленном комплексе управлялась и контролировалась неформальными и оперативными методами. Гипотеза об оперативном характере управления означает отсутствие не документации, а ее планомерного и систематического характера. В пользу этой гипотезы говорят следующие факты.

1. Темпы наиболее приоритетных научных разработок были такими, что пятилетний плановый срок был для них слишком большим горизонтом. Реальные плановые сроки часто исчислялись не годами, а месяцами. В этих условиях разводить плановую “писанину” было, очевидно, просто нецелесообразно.

2. Научно—технические задачи, наделяемые самым высоким приоритетом, часто возникали внезапно. Так, описанное выше открытие явления высокотемпературной сверхпроводимости вызвало к жизни мощную научно—техническую программу. Нередко такие внезапные за дачи ставились волевым порядком (например, известный приказ Хрущева к ближайшей Октябрьской годовщине запустить на орбиту космический корабль с тремя космонавтами на борту).

Гипотеза о наличии “двойной бухгалтерии” также нуждается в проверке, поскольку долгосрочные научные программы могли оформляться в плановые документы. Как составлялись такие документы, как они корректировались и в какой мере корреспондировали с другими документами — на эти вопросы невозможно ответить без специальных исследований.

4. Региональные аспекты взаимодействия секторов. О соотношении региональных и ведомственных аспектов управления наукой мог компетентно судить только респондент ю, который работал в отделе науки ЦК КПСС, а прежде был начальником отдела науки в составе обкома КПСС. С его слов становится ясным, что ведомственные барьеры между предприятиями и научными подразделениями различной отраслевой принадлежности на территориях были очень сильными. Ведомственная разобщенность гражданских отраслей существовала и в “центре Военно-промышленные разработки, как уже говорилось, координировались лишь на верхнем уровне управления, но не на местах. Функции координатора возлагались на отделы науки обкомов (крайкомов, республиканских комитетов) КПСС. Как можно понять, выполнение этих координирующих функций в сфере на уки не находилось под жестким контролем “сверху”, т.е. не являлось приоритетной задачей управления. Эта работа не была регламентирована (юридически или как—то иначе) и, по сути дела, выполнялась в меру энтузиазма тех конкретных людей, которые занимали соответствующие должности. Респондент Ю, несомненный энтузиаст, работавший в указанной должности в начале 80—х годов, описывает свою деятельность так.

“Мне приятно вспоминать об этом времени, хотя оно и называется теперь эпохой застоя. Лично я, занимая свою должность, де лал конкретные дела, и в ряде случаев добился конкретных успехов. В то время на территориях существовал только один орган, который мог связать научные разработки с промышленностью — это обком КПСС. При обкоме существовал Совет по научно—техническому прогрессу, куда входили директора предприятий, научных институтов, ведущие ученые и специалисты, У нас в области были достаточно мощные оборонные предприятия, научные институты. В них был сосредоточен значительный научный потенциал. Оборонщики в то время были уже принципиально готовы к тому, чтобы передавать технологии в гражданский сектор. А гражданские предприятия с низким технологическим уровнем производства могли принимать эти технологии. Но принимать их на собственный страх и риск они не хоте ли, им нужны были гарантии. Гарантиями были позиция Госплана и позиция обкома КПСС, который “выбивал” ресурсы для области. Мы занялись этим вопросом, и в итоге у нас была разработана очень приличная программа повышения технического уровня предприятий гражданских отраслей, состоявшая, если не ошибаюсь, из 18 основных направлений. Это были в основном чисто технические направления, связанные с перепрофилированием, перевооружением производства путем внедрения новых технологий, новых материалов, новых разработок. Мы привлекали людей из оборонных отраслей, научных институтов. Но в то же время мы постоянно чувствовали, что внедрение идет туго, существовал механизм отторжения. Чтобы преодолеть это отторжение, я старался опираться на активных людей, энтузиастов, потому что денег или каких—то иных рычагов, кроме авторитета КПСС, я не имел. Там, где такие люди находились — там дело шло. Были некоторые реальные успехи. Не тотальные, не по всему фронту, но были. К примеру, можно назвать завод, который изготавливает крестовины для железнодорожных узлов. В эксплуатации эти крестовины постоянно выходят из строя, это целая проблема, потому что магистраль в нашей области очень напряженная. Внедрение технологии упрочения взрывом позволило в несколько раз повысить стойкость крестовин. далее, на оловозаводе не без наших стараний были установлены новые сепараторы, которые позволяли получить металл очень высокой степени чистоты. Кое-что нам уда лось сделать в медицинской промышленности, внедрить там катализную технологию и т.д.”

Приведенное высказывание свидетельствует, что хотя на уровне высшего руководства страны в описываемое время сохранялась прежняя система научно—технических приоритетов, направленная на достижение военного паритета, то на нижестоящих уровнях люди пытались хотя бы немного выправить то гигантское неравновесие, которое сложилось между военными и гражданскими отраслями промышленности, остановить деградацию гражданских отраслей народного хозяйства (в первую очередь систем жизнеобеспечения территорий). Однако возможности регионов были очень ограниченны ми, а результаты усилий несоразмерными масштабу данной проблемы.